|
Тузики поневоле |
|
На своем поле против ЛИТа
ниже – много желчи, цинизма,
гордыни и довольно-таки длинный текст…
давненько я не брал в руки шашек (С)
Эпиграф: Аварийный выход.
Выдерни кольцо – и подожди восемь секунд (С) Сабайтис Всякая история уходит своими корнями в легенду. Нижеследующая история, конечно – не исключение. Вначале была легенда о ЛИТе. Легенда о некоем учебном заведении далеко в столице, где учат, как надо писать стихи (и даже иногда - прозу). Правда, практичный Виговский утверждает, что в ЛИТе в первую очередь учат, как не надо писать стихи, но я думаю, и без первого не обходится. Кроме того, тот же Виговский благородно полагает, что первородное право пинать ногами ЛИТ в лице его выпускников имеют как раз-таки выпускники ЛИТа, но Бойкот никогда благородством не отличался, а подобный внутренний пинбол, что ни говори, отдает душком кастовости. Сами производим – сами пинаем. Тухлые помидоры, так сказать, для служебного употребления. Думаю, что я имею право на мнение читателя – мнением читателя все нижеследующее и будет являться. Точнее, даже мнением слушателя – ибо, видит Бог, за несколько лет довелось… Легенда о ЛИТе долго держалась в наших сердцах. Говоря откровенно, я, в гордыне моей, никогда и не полагала, что кто-либо сможет научить меня писать стихи. Пожалуй, в отношении меня это удалось бы только Высоцкому, будь он жив. Впрочем, даже мертвому – ему кое-что вполне удалось. Но… возвращаясь к прозе жизни. Писать стихи научить нельзя, зато можно научить не делать ошибок на уровне вкуса, на уровне эстетики, на уровне этики, наконец – если подразумевать, что в такой тонкой сфере, как литература, процесс обучения и его результат более, чем где-либо, зависит от деспотических связей «учитель-ученик», и это в первую очередь – духовное ученичество. То есть, если тебе повезет, попадется в наставники достойный человек, возможно, своим примером он пристыдит тебя лажать в части правдивости, сердечной подлинности написанного. Плюс, разумеется – общая физическая подготовка, т.е. начитка классики, теория стихосложения, история литературы… в общем, вещи нужные для кругозора, говоря откровенно. В некотором роде – кузница интеллигенции. Так вот высоко и наивно понимала я значение ЛИТа… А потом началась жизнь. Теперь поясню, к чему это я. Уже восемь (или больше? девять?) лет в Гатчине (а не НА Гатчине, привычно подчеркиваю для слабо знающих русский язык) проводится кинофестиваль «Литература и кино» - фестиваль экранизаций литературных произведений и документалистики, имеющей отношение к литературе, почетным президентом которого является, если не ошибаюсь, Даниил Гранин. Одним из учредителей фестиваля выступает, соответственно, Литературный институт, и Сергей Есин собственной персоной. Каждый раз в конце февраля – начале марта на протяжении недели в нашем маленьком городе тусуется странная команда кинематографистов, известных (и не очень) актеров, а также – делегация литинститута, которая представляет собой обычно пару маститых – как-то приезжали за раз Рейн, Бек, Кузнецов – и легкую сворку начинающих: это бывают студенты ЛИТа, выпускники, деятели художественных групп, гнездящихся возле ЛИТа (типа «Алконоста»), выпускники высших писательских (или литературных? – не ручаюсь за точность формулировки) курсов и прочие, прочие, прочие. Каждый раз, начиная с первого, в 1998 году, когда приехала тусовка «Алконост» во главе с Алексеем Тиматковым – начиная вот с той самой давнишней пьянки с москвичами на частной квартире, где в тот год собралась взрывоопасная и совершенно не понимающая, что им друг от друга надо, компания: Алексей Тиматков, Всеволод Константинов, Михаил Свищев – от столичной стороны, Всеволод Кондратович и Маруся Климова (с той поры и повелась моя к ним идиосинкразия), Владимир Шпаков (ныне редактор отдела прозы в «Неве»), Павел Мейлахс - от Питера, Владимир Лавров, Игорь Межуев, Юлия Ламская, Дмитрий Коломенский, Михаил Богуш и я – от хозяев поля (часть имен со всех сторон выпало из памяти за давностью лет, но это уж не суть) – так вот, вертаясь к началу предложения, именно с той памятной пьянки после чтения московских гостей в местном гатчинском краеведческом музее – доме-музее художника П.Е.Щербова – и решено было устраивать некие совместные избы-читальни. То есть, это решили не мы – это решили в оргкомитете фестиваля – они хотели найти москвичам публику, а нашли кулачные бои. Силами главного библиотекаря б-ки им. Куприна, а по совместительству – ученого секретаря гатчинского ЛИТО «Меридиан», Алены Тришиной это действо из сбора публики и укладывания ее под Москву превратилось в то, что Алена пафосно обозначила, как «встречу поэтов трех городов» - Москвы, Питера, Гатчины. Нам от Гатчины деваться было некуда – мы там жили, и самим фактом знакомства по сути были обязаны Алене, а ЛИТО «Меридиан» под чутким руководством М.Б.Кононова – это не только помянутые Лавров, Ламская, Межуев, но и присутствующие в ЖЖ Коломенский, Богуш, Беляева, ваша непокорная, а также забредавший по причине сродства Сабайтис, втянутый в эти страшные игры дружбой Бутягин… в общем, то, что в 2001 году Дарья Суховей обозвала «региональной школой поэзии». Помнится, региональная школа долго хохотала всем регионом, потому что – чего-чего, а уж таковой школы у гатчинцев не было отродясь. Надо сказать, что за эти семь-восемь лет москвичи приезжали разные - и с разной целью. Попервоначалу они приезжали – просвещать. Не сказать, как мы бывали тронуты их хождением в народ. Подразумевалось, что, узрев их светлые лики, региональная школа закроет уши, посыпет свою главу (чью конкретно главу следовало бы избрать для этой цели – уж не знаю, видимо, высокий лоб Михаила Борисовича Кононова) пеплом и немедля увенчает их лаврами. Что тут больше рулило – до сей поры не знаю: то ли столичный снобизм, то ли личная тупость, то ли (по их мнению) – престиж литинститута. Видя, что мы главу пеплом отнюдь не удобряем, столичные протрезвели, пригляделись, и выяснили, что в местном болоте расселась вполне себе приличная стайка куликов. Со второго-третьего приезда московские стали не только читать в Щербова и по-быстрому сваливать на ужин – они стали слушать наших, традиционно идущих вторым отделением, и даже перестали предпринимать просветительские попытки, типа: «я написал песню на стихи Гумилева… был, знаете ли, такой поэт в начале века в Петербурге». На вчерашней встрече уже было прямо заявлено, что они не намерены «самоутверждаться за наш счет» (наше вам гран-мерси) и хотят нас послушать. Видать, правильно говаривала покойная Нонна Слепакова, что «молодых щенят нужно учить», правда, она говаривала это несколько по другому поводу. Конечно, дело было еще и в том, кто приезжал, какой командой. После тиматковского приезда в 1998 году качество студентов стало резко ухудшаться. Я отнюдь не виню ЛИТ в целом, но создавалось упорное впечатление, что на кинофестиваль (ну не в Канны же – в Гатчину) упорно сливают редкостный отстой. Приезжали студенты, читающие муть, приезжали студенты, поющие прибардованную муть (БК – Ненавижу бардов!!! ДК – Я тебя умоляю, не называй их бардами, говори просто – мудаки с гитарами!), приезжали два двоюродных брата по разуму, один из которых был «ангельский голос России», а второй, выпускник высших писательских, как на грех, писал ему песни – с супер-хитом всех времен и народов «Давайте купим паровоз!». Создавалось впечатление, что условная причастность к литинституту дает право каким-то левым людям глумиться над слушателями в самой разнообразной, извращенной форме, зачастую к литературе никакого отношения не имеющей – просто ансамбль песни и пляски, а на бис еще и стрип-шоу ужасов. И никто в тексте – ни слова, ни полслова… помню, как Ламская слушала их выступление в обойме со своими мэтрами и твердила шокировано: «Ну, я понимаю – Кузнецов. Это я понимаю… Но Бек… Но Рейн??? Как Рейн-то мог ТАКИХ привезти?». И не было ей ответа. Надо сказать, мы ежегодно честно ходили на эти увеселения для бедных. Самоутвердиться? О нет. Лично у меня поначалу действительно было искреннее желание услышать что-то новое, хорошее, оригинальное. Я ведь всегда напряженно вслушиваюсь в пустоту в поисках звука – а вдруг? Но тут – не раздалось ни разу. Затем, кроме - их посмотреть, появился второй мотив (когда стало понятно, что эти боги не умеют обжигать даже горшки) – себя показать. Но через пару лет пропал и этот стимул – а смысл показывать себя, когда объективно перевес сил на нашей стороне? Глупо. Осталось последнее – как говорит Коломенский: «Такое развлечение – и на халяву». Бывает, мы звали в группу поддержки почитать кого-либо из Питера – нас об этом просили организаторы. Но, в общем и целом, было скучно. Разве что: два года тому назад вернулся неунывающий Тиматков и его команда: традиционно датый, но зато прилично пишущий Константинов, Александр Переверзин, и еще три-четыре человека, чьих имен – убей – не помню, но компания в целом сложилась приятная. Не сказать, что я считаю Тиматкова сильным поэтом – он скорей шоумен, массовик-затейник и недурной распорядитель-организатор. Как он пас своих парней – это ж было любо-дорого! За все время существования фестиваля он здесь был пять раз, и если уж не был ответственен на качество привозимого, то, во всяком случае, на него можно было положиться в плане приличного вида московского выступления – организация и конферанс. В этом году Александр Щуплов, будучи главным по тарелочкам, недюжинно отличился, когда его попросили представить московских ребят, примерно так сформулировав проблему: «Я их по именам не знаю, а вообще у них на животах такие табличечки висят (т.е. бейджики – прим. бойкота), вы можете прочитать их фамилии, если интересно, а имена они будут называть сами…» И вот выходит такой весь из себя поэтический вьюнош и говорит: «Серееееежа…». И смех, и грех. У меня вертелось на языке предложение, чтоб они все-таки называли не только ФИО полностью, но и фамилию мастера – с чьего семинара нагрянули к нам? – но по опыту знаю: подобный вопрос ЛИТовцев (ну, может, только тех, конечно, кто к нам приезжает) шокирует донельзя, они смущаются и кокетничают так, словно у них спрашивают, кто конкретно их лишил невинности, да еще – с указанием подробностей… Конечно, отчасти они правы – если рассматривать, так сказать, невинность ментальную. Но, дай Бог, в ЛИТ они тоже поступают не чистым листом, а взрослыми людями, так нефиг и ломаться, как девица на выданье. Но – возвращаясь на два года назад.
Это был хороший год. Из семи москвичей четверо
были приличны, а Константинов – так и просто
хорош. А наша сборная… о, это была dream-team (сказал Бойкот и
мечтательно облизнулся). Несмотря на силу
соперника, мы сделали их с приличным отрывом.
Питер+Гатчину представляли: Дмитрий Коломенский,
Алексей Сычев, Александр Бутягин, Михаил Богуш,
максим Сабайтис, Анна
Беляева, Зоя Барзах и я. Москвичи выжили только
потому, что на чтения пришли изрядно подогретыми,
что, впрочем, не мешало им и читать хорошо, и
публикой быть приличной. После чтений мы
отправились на дом к Гатчинскому Главному
Художнику Владимиру Монахову (он просто через
дорогу от музея живет, и места у него много), где
погодя к нам присоединились москвичи. Они пришли – семеро, и
каждый гордо выставил на стол по литровой
бутылке коньяка. Посмущавшись, они еще выложили
пару шоколадок. Потом мы еще долгое время пили,
читали и общались вкруговую – и это было славно. Прошлый год был тоже со светлым пятном – оригинальная девочка с семинара покойного Кузнецова, Анна Русс (если я не путаю написание фамилии), настолько по слогу оригинальная, что, каюсь, закралось в мою душу недоумение – как же она вообще в ЛИТ поступила? Что касается вчерашних событий… Во-первых, снова приехал Александр Щуплов. Это такой кондовый поэт с генным набором «среднего советского», без малейшего чутья на язык, нехрупкий мужчина, вместо лица имеющий вареный пельмень, а на шее носящий декадентский трехцветный шарфик. Аксессуар производит такое впечатление своей раскраской (ярко-синий, ярко-желтый, ярко-красный, ярко-синий… и т.д.) и фактурой, будто он стибрен с узенькой шейки какого-нибудь первоклассника. Не иначе – у внучка отобрал. По этому шарфику, кстати, Коломенский как вошел – так его и опознал: Щуплов, говорит – точно, он уже три года сей шарфик не меняет. Впрочем, даю рабочую гипотезу – может, он у него выездной, этот шарфик. Так сказать, концертный. Клево смотрится поверх серого пиджака. При Щуплове был следующий народ. Сергей Бочков (доброжелательный ДК: Бочков или Бачков?) с двумя текстами – один, помнится, про пролетария. Ужасен. Драматург (кажется, звали его Олегом – повторюсь – они смущенно бормотали под нос свои имена и вообще не заикались про фамилии), печатающий свои пьесы в «Юности» и «Театре», который зачел нам страницы полторы своего бессмертного произведения «Домик в Жаровне», пояснив, что писал вроде как по мотивам «Домика в Коломне» А.С. После первого претендента на славу второй субъект нам показался почти приличен. Он пытался шутить и вести чтение в легком тоне (каковой, впрочем, был предписан сюжетом), но вызывал в памяти примитивный, но стойкий вердикт Промокашки из «Места встречи»: «Не, это и я так смогу». Драматург показался не то, чтобы светлым пятном, но - несколько менее серым. За драматургом пришел прозаик, который поклялся, что – лауреат премии «Дебют», и у нас не было причин ему не верить. Прозаик был так себе… и читал рассказ по расстригу-семинариста, коий на путь истинный наставляет гулящую девку. Видимо, комический эффект должно было произвести сочетание церковнославянского жаргона семинариста с обыденной речью девушки. Что касается стиля в целом, то явно были видны ремесленные штучки – то есть, не самобытность стиля в целом, но желание писать «ярко и образно», в терминологии бездарного учителя литературы очень средней школы – когда образ получается натужным и натянутым, как не буду говорить – что на что, и ясно просматривается замысел автора: быть оригинальным во что бы то ни стало. Впрочем, публике понравился момент прозы, когда семинарист отогревал под настольной лампой мух – чтоб жужжали и производили вид жизни в зимнем деревенском доме. Однако, по сюжету – разочаровал. Со всеми приготовлениями семинариста – колун на плече, веревка в кармане, девушка, ведомая ночью к реке в безлюдное место – оставалось отчетливое впечатление, что «будет мокрота» (С) «Свадьба в Малиновке». А оказалось, этот полоумный, прорубив прорубь, желал оную девицу не как-нибудь, а всего лишь в купели как бы омыть… бред, короче. Или это мода такая – прозу писать, чтоб вроде как бы ни о чем. Чтоб вроде как бы ничего не происходило – одна только рефлексия. Но ведь для рефлексии, чтоб она отдельно от экшна была читаема – для нее нужно иметь мозги? Или как? Или проще иметь мозги читателя? Не понимаю. А после прозаика пришел Молодой Поэт. Ах, мечта всей жизни моей, Максим-свет Лаврентьев! (Коломенский, молчать!). В общем, конечно, даже Бойкот неравнодушен к красивым парням – посмотреть-то приятно и Бойкоту. Это, значитца, был роскошный экстерьер… Высокий, симпатичный на мордашку, с правильными чертами лица, сероглазый, в вельветовом пиджаке… но, как бы это негрубо сказать… «всегда восторженную речь и кудри черные до плеч». Кудри, правда, были каштановые, а не черные, и вовсе не до плеч, но вот уж восторженности и жеманства было не занимать. И очень интересная, кокетливая манера держаться – типа Рената Литвинова в мужском варианте. И некая поставленность – и голоса в разговоре, и реплик в беседе – все ориентировано на произведение впечатления. Мил был сей персонаж, очень мил. Вот только когда рот раскрыл… Ну, я понимаю, что при такой внешности умным он быть не обязан, что в екатерининский век сделал бы карьеру, ни слова вообще не говоря… но… иногда я очень, знаете ли, понимаю мужчин. Мол, молчи, дура, я сам за тебя все придумаю, и тебя – в том числе. Единственное, что даже у самых умных мужчин идиотизм партнерши физиологию в основном не перешибает, а вот я, склонная влюбляться в том числе и ушами, не выношу, когда оные уши вянут – тогда сам процесс влюбленности прекращается сам собой ввиду атрофии рабочего органа. Почему-то ум мне непременно представляется необходимой чертой настоящего мужчины, одной из самых необходимых черт. Впрочем, врать не буду, и сильно пинать ногами Максима не буду – не идиот. Не в клинической степени. Как говорила Тэффи, своих поклонников надо любить, ну или уж (перефразировал Бойкот) ногами пинать – тоже ласково. В конце концов, после чтений сей мэтр снизошел сказать мне нечто весьма приятственное, и мы перемолвились словом, которое (см. выше) тут же набило мне оскомину своей кокетливой интонацией. Не надо путать роли, парень, в диалоге должна кокетничать я! Ненавижу, когда мне перебивают соло… Забавно, что проперло его с интервалом в год – год назад особых восторгов он мне не выказал, разве что ухоронил их глубоко в своей трепетной поэтической душе. Или просто – в сиреневом я смотрюсь эффектнее, чем в черном. Впрочем, пока он читал из себя, я со второго ряда развлекалась старой бойкотной игрой на устрашение, на владение ситуацией – не отрываясь, смотрела ему в глаза. А взгляд у меня темный и довольно насмешливый… Хорошая тренировка, кстати - решение ситуации, исходя из самых древних реакций подсознания: человек напротив тебя или зверь, посмотри ему в глаза – и тот, кто первый отведет взгляд, тот и слабее, тот и уступает территорию. Но наивный мальчик, видать, расценил мое внимание с более приятной для него точки зрения. Начал Максим Лаврентьев с того, что
сказал: закончил-де ЛИТ, сейчас там работает, и
вскорости набирает свой семинар… «и если кто-нибудь из вас в
этом заинтересован, можете попробовать
поступить». Ха! Надо было видеть лица Сабайтиса
& Беляевой! Этим фанатичным поклонникам «Зенита»
в частности и футбола вообще в тот момент для
полного счастья не хватало только поп-корна и
крика «судья – п***с!». Во всяком случае, во
взгляде что-то такое про судью читалось
отчетливо… Хоть, может быть, это был проблеск
Грибоедова, типа: судьи кто? Все, что запомнилось из текстов Лаврентьева, это строчка из якобы юмористического стиха, где говорилось, что по ночам он, как сыч (или филин?), охотится на баб… Бабы у меня с мышами никак не ассоциируются. Нет-с, увольте-с. Вслед за Молодым Поэтом читал Молодой Прозаик. Молодой Прозаик был точно таков же – выпускник ЛИТа, также практически готовый к семинару (или уж и ведущий его – не помню), разве что – не в вельветовом пиджаке, а в долгополом черном пальте, и в очках, и внешностью – такой несколько одухотворенный Родион Раскольников. Поражать наше воображение он начал не прозой, но стихами в прозе, как он выразился. В общем…что я скажу… не Тургенев, однозначно. Главное, что стихи были короткие, и читал он их всего две штуки. Перед вторым он произнес следующую реплику, дабы ввести нас в курс дела, а то – вдруг не поймем чего: «а вот я не знаю… а у вас в Гатчине хот-доги бывают?». Фраза блестящая, из разряда восторженного щебетания мадам Смеховой на одном из прошлых фестивалей, обратившейся из жюри к залу: «Ну вот, наконец, мы заехали в настоящую глубинку… и я вижу простые русские лица, так приятно!»… Конечно, согласился Сабайтис, бывают они у нас, мы урожай хот-догов дважды в год собираем – озимые и яровые. Второе стихотворение господина прозаика мне запомнилось таким креативчиком (пересказываю вольным стилем, но с максимальным соблюдением художественного эффекта): я иду по улице, жру говно хот-дога, курю бычок в помаде, пью пиво из обслюнявленной банки, я хочу залезть на любую встречную женщину, как на пальму, и на мужика бы я влез, так вот мне хочется тепла. Если честно, я думаю, что он думает, что это был юмор. После его выступления Сабайтис сказал, что больше не печалится о том, что эволюция человека вошла в ступор, ввиду того, что мозгу дальше некуда развиваться – он уверен, для эволюции – вот посмотри на этих – еще столько простора, ну столько простора… у человечества еще все впереди. После прозаика читал Щуплов, но о нем я все сказала выше. Это было просто скучно – как и три года назад, но уже без тех фонетических ляпов, что три года назад. Это еще ничего (осмысливая произошедшее), в конце концов, нам вообще вначале пообещали прозаика, поющего оперные арии. После москвичей читали мы, свое второе отделение. Питерско-гатчинская команда на сей раз была в усеченном варианте: Ламская, Сабайтис & Беляева, я плюс еще парочка последних рахитичных приплодов еще действующего гатчинского ЛИТО «Меридиан», к которому на сей момент мы уже не имеем никакого отношения. Что касается Коломенского, так он прибыл к самому финалу пьесы и первым строчкам моего чтения. Периодически во время всего вечера мы перебрасывались смс-ками, и если сначала его вопросы носили конкретный характер, типа, каковы вести с фронта? есть ли смысл успевать? - то к финалу он уже пустился в чистое хамство, любопытствуя: а каковы поэты? А вы полагаете, все, изложенное выше, можно уместить в одну смс??? Юля Ламская со своим голубиным, воркующим, прерывистым голосом производит на меня прежнее впечатление. Несмотря на то, что она мало пишет в последнее время, она, на мой взгляд, является весьма и весьма сильным и самобытным поэтом – тот странный баланс целомудрия и чувственности в ее стихах, и примешанная к ним изрядная ложка наивности, мистики и волшебств никогда не оставляли меня равнодушной. Максим Сабайтис, которого я озадачила предстоящим чтением накануне вечером, и который долго ругался на отсутствие с собой текстов, поступил очень просто: перестал ругаться, сел и написал подборку новых афоризмов (один из которых и взят в эпиграф). Москвичи слушали его в полном, глубокомысленном молчании: то ли напрягали извилины в изыскании чувства юмора (и оного не находили), то ли пытались вникнуть в философскую концепцию. Серьезные ребята, преподаватели, это вам не воробьям фиги казать. Что касается Ани Беляевой, то стихи у нее немножко ведьминские. К абсолютной фантасмагории деталей и практически полному отсутствию сюжета она хитрым образом присоединяет недюжинную подтекстовую иронию – и таким образом, образуется саркастическая фантастика ее стихов. Читатель тут как бы ее персонаж. О себе скромно скажу, что четыре текста были брошены, как четыре танковых бригады Гагрида, из них, впрочем, два подорвались на своем же боезапасе. Давно не читала – мне был нужен разгон, без трамплина не выйти ласточкой, зависая над залом… короче, первые два текста были в моем исполнении (по внутреннему ощущению) слегка истероидны, а жаль – надо было прочесть их получше. Коломенский в своем «зеленом безобразии» прибыл буквально на первых строках моего чтения – и вовремя, потому что с первого ряда на меня пялилась очень кислая рожа и портила мне энергетику (уж лучше б сразу лимоны жрала). Коломенский был хорош – что о нем говорить долго. Прочесть четыре текста после сольного вечера двумя часа раньше ему уже было - раз плюнуть. Единственное, он приобрел пошлую привычку кликать меня по отчеству, и если будет упорствовать, вероятно, скоро дождется с моей стороны панибратского «Эвадьич!». Даже наши младшие братья по разуму Гриша с Леной не смотрелись на фоне москвичей убого – и спасибо им за это. Москвичам, конечно. После чтения, повторяю, мы перекинулись со столичными парой благожелательных слов – и они отбыли в кинотеатр, слушать Казакова. А мы - ДК, Сабайтисы и я - отправились по заведенной традиции к ДК, пить чай и есть бутерброды. Так что в этом плане вечер закончился удачно. Прочитав все вышеизложенное, вы задаетесь вопросом: а не язвлю ли я? О да. Но, черт возьми, если б хоть слово – хоть полслова – если б могла я обмануться, если бы хоть намек был на Текст, на Глагол… я готова искренне радоваться, когда мне для этого дают повод. Я продолжаю искать – да-да, я продолжаю искать с фонарем человека – искать в любой компании, будь это хоть лит, хоть не лит. Но скажите мне, где уже – она, эта наша легенда о ЛИТе? Где она, хорошо – моя легенда о ЛИТе? Где человек? Пусть я хочу слишком многого – но малое в данном случае синонимично пошлому. Почему большая часть того, что вижу от ЛИТа – это пошлость, серость, бездарность, невероятная распонтованность провинциалов-учившихся-в-москве, эти потуги на место гуру без малейшего на то основания? Почему они – именно оттуда, где должны, черт возьми, хотя бы готовить интеллигентных людей? Хорошо, допустим, это заговор. Допустим, на фестиваль в Гатчину, исходя из того, что – не в Канны, присылают редкостный отстой… но почему ж мне везет-то так на отстой стабильно все восемь лет? И если они таких людей оставляют преподавать – то кто у них там учится? Может, что-то в консерватории
подправить? (С) Жванецкий. Или разруха – не в клозетах, а в головах? (С) Булгаков Или – когда долго сидишь в нужнике, уже не чувствуешь запаха? (С) народное В чем дело-то? P.S. Чисто Бильбо в Эсгароте: «бде одень бдиядно».
© bojkot 27/02/2005 |
