| |
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
Предуведомление
читателю:
О Лал Балу мне
достоверно известно только одно - вероятнее
всего, он существует. Во всяком случае,
периодически он отвечает мне на письма с той
стороны Атлантического океана (что, как вы
понимаете, на самом деле ничего не доказывает),
однако место его постоянной дислокации мне по-прежнему
неизвестно. В поисках более подробных сведений о
жизни и творчестве Лал Балу вы можете обратиться
к нему самому, и, возможно,
вам повезет больше, чем мне.
О ПТИЧЬЕМ И
ЧЕЛОВЕЧЬЕМ
ТЕМА С
ВАРИАЦИЯМИ
Мать живет
в другом конце города...
Ты умерла.
Или ушла к подруге...
Ну
здравствуй, здравствуй, легкое созданье...
Человеком
тишайшим умру...
И этот в
сердцах ушел...
Безмерный
стыд пред миром обнажаться...
Вот
женщина. Она проходит...
Бутылочное
горло на панели...
О ПТИЧЬЕМ И
ЧЕЛОВЕЧЬЕМ
1.
Когда б не возмездие,
человека - с легкостью, но не орла
Добил бы. Впрочем, что остается
Этому величественному существу,
Кроме изматывающего страданья,
Кроме пытки в кости, изломанной неизлечимо,
Кроме муки в крыле, подворачивающемся на каждом
шагу под когти.
Я выхаживал его шесть недель, и свободу
Обретя, он добрел до холма и вернулся к вечеру,
выпрашивая смерти.
Нет, не смиренно, как нищий, но все с той же
Застарелой неукротимой гордыней.
И в последних лучах заката
Mоими руками
Ему был ниспослан
Свинцовый дар.
И упало
Женственно-нежное что-то... пушисто-совячие
перья...
Но воспарило
Над вздыбленной полноводьем рекой
Непримиримо-неистово-гневное. Голосили
От ужаса цапли в ночи пока,
Наконец, не вырвалось оно из бремени бренности,
Как кинжал из ножен.
2.
С мая ни море, ни дождь не могут смыть помёт с
облюбованных бакланами скал.
Когда солнце достигает зенита, экскременты
пожирателей рыб обращают черныe камни в
белоснежные пики.
С лучами зари - в пурпурные розы.
При луне, отраженной поверхностью вод, - в миражи
маяков.
Живое искусство! Разве слова
Выражают Время? Время, себе на уме, стремится
Стереть города наши,
Но мы
Облюбовали эту планету.
Бакланы горланят... Кто вскрикнет "браво!"
В восторге от этого дивного хора?
Море рокочет седое... Кто поверит искренне
В неотвратимость его пророчеств, в
катастрофический пафос его ворчливых угроз?
Ты. Я. Миллионам - милее
Опрометчивый мир маяков,
Белоснежный, чарующий свет...
ТЕМА С
ВАРИАЦИЯМИ
Анне Ахматовой
1.
Ведь где-то есть иная жизнь и свет...
Душа, молись! за тех, кто не узнает,
Кто навсегда... Да ляжет пухом
И грешнику и праведнику земля!
Она черна. Она
оттаяла, воскресла.
Бес похоти ей разжигает недра.
Беснуется любовник страстный, Солнце,
Слепит глаза и будоражит серый город.
Весна! Мы живы. Я сюда пришел
Услышать сердце собственное, вспомнить
Всех, кто мне дорог. Я сюда пришел
Без почему, но так она сказала,
Моя печаль: "Нельзя сидеть и думать!
Иди, вдохни кладбищенский холодный воздух!
Вдохни всей грудью, ибо это радость -
Знать, что тебя любили, ты любил,
И это - вечно!"
2.
Ведь где-то есть иная жизнь и свет...
Коллеги уверяли, что травой
Мы прорастаем иль отходим в вечность
Душою и оттуда иль отсюда -
Кто так, кто этак - тихо помогаем
Всем новорожденным и всем заблудшим...
Беспечная религия
Добра!
Твои священники при жизни - нищи.
В любви - пугающе чудаковаты
И, как обет, несут безбрачья узы,
Безудержно спиваясь и брюзжа,
Беззвучно занимая чье-то место -
В том нет греха! - и безнадежно веря
Не в то, что нужно. В сущности - младенцы.
И каждый по-особому кричит.
И каждому совсем немного надо,
Совсем немного - молока и света,
А света - нет.
3.
Ведь где-то есть иная жизнь и свет....
Ей мера шаг. Да будет шаг сей сделан.
Спокойный шаг с шестого этажа.
Избави колебания, Господь!
Да будет след - ботинка черный оттиск
Когда ступлю на чистый подоконник,
Такой же чистый, белый подоконник,
Как снег, где будет темное пятно -
Распластанное тело...
Душа, прощай! Разлука
милосердна.
Я должен, должен дать тебе свободу.
Столкнуть с ладони глупого птенца.
Вот - выходил. Так пусть летит!
Лети! Прощай! Молю: не возвращайся!
Не обращай с границы бытия
Назад свой взор. Молю: не повторяй
Необратимой, древней, роковой ошибки!
Пичуга певчая! Восторженно вдохни
Свободы воздух, вдохновенья полный.
Ты сможешь, наконец, запеть свободно, -
Так пой, молю, и песне отдаваясь,
С небесной легкостью забудь меня!
* * *
Мать живёт в другом
конце города, не хочет
меня видеть и копит себе на похороны (чтоб
всё было по-людски).
Любимая сказала - не любит больше. Что я
могу сейчас, если не мог и раньше? (Она
также несчастна с другим, как и со мною).
Душа обезлюдела, и я чувствую - мне немного
осталось. Небриты и краснорожи придут тогда
белые ангелы. Нет свыше власти над ними,
потому презирают они человека и знают как
бить вернее. Но со мною хлопот не будет:
ну воет зверь на луну, и только. Денно и
нощно на луну воет... Ведь не буйный.
А матери, конечно, скажут. И она навестит,
конечно (так она понимает материнский долг).
И будет рыдать пред лицом идиота: "Я столько
в него вложила, я отказывала себе во всём..."
- (и это правда!) - и уйдет, рыдая над своею
загубленной жизнью... Ещё бы! Она ведь хотела
сына трудолюбивого и целеустремленного,
твердую опору немощной старости...
А на родственных сборах, где приличия ради
мы появляемся вместе: "Лень одолела," -
так она жалуется на меня, - "ведь в школе
твердила, в институте: учись, учись, будь
вежлив с начальством, не лезь на рожон,
хорошо кончишь - хорошо устроишься, женишься
(красота - не главное, лишь бы любила),
буду внуков нянчить... А что теперь?.."
И двенадцать болванов, удрученно кивая головами,
поддакивают - буу... буу... буу...
"Дура!" - хочется крикнуть - "Заткнись!"
Но воспитание не позволяет.
* * *
Ты умерла. Или ушла к
подруге.
Без разницы. А год назад бы плакал...
* * *
Ну здравствуй,
здравствуй, легкое созданье!
Всю эту бижутерию любви
(Любовь в конверте), знаешь, презираю,
Но нет тебя - и где пустая гордость?
Сегодня вот дурацки грустный день.
С утра решал в какие гости ехать,
И главное, не потому, что надо
Иль хочется, а просто - время есть.
За завтраком о том же думал, думал
Яичницу тоскливо ковыряя...
Душе хотелось, чтоб не просто так
Тащиться в люди, радости так мало
И одному, а вежливым терпеньем
В пустых глазах я сыт давно по горло.
Отзавтракав,
поплёлся на диван,
Тоскливо по дороге вспоминая:
Быть может, дело неотложное забыл?
Наобещал чего-нибудь кому
И по обыкновению забыл?
А как бы хорошо весь день убить,
Не думая, в тупой-тупой работе,
Физической, до ломоты, до боли,
До темноты в глазах! Но - ничего.
О скука! скука... И хотелось плакать,
Рыдать хотелось и хотелось растерзать,
Рыдая, теплое живое существо!
Я так устал от злобного желанья,
Что стало лень, что стало всё равно.
Зачем-то дотянулся до стола,
Взял записную книжку, полистал,
И не заметил сам, как разморило.
Когда проснулся, принялся по новой
И чувствовал как закипает злоба
От этой пухлой, бесполезной книжки.
Швырнул об стену, встал, - глядь: семь часов!
И снова стало скушно: жизнь уходит.
Куда? Зачем? Съел пару бутербродов,
Переоделся и решил: пойду! а там
Решу на улице, куда податься.
Сел на скамейку, завязал ботинки,
И... руки опустил: куда? зачем?
Кому ты нужен?
И так сидел, сидел, сидел, сидел...
Звонок. О боже!
Только б не ошиблись!
Только б ко мне! Вскочил как подпалённый,
В глазок не глядя, открываю: ба!
Какие люди! Мишка! Друг лучшейший!
Кричу: "Входи!" Бросаюсь за пальто.
Он не даёт. Кричу: "Ты - гость! Позволь!"
Он позволяет. Я пальто роняю.
И оба наклоняемся - лоб в лоб!
И тут истерика: я ржу как сумасшедший,
Хватаю с тумбочки рожок, пихаю в руки,
Кричу: "Холодным! Приложи холодным!"
С натянутой улыбкой он берет...
Ему ужасно стыдно за меня...
Он сам бы рад сквозь землю провалиться...
О чем мы
разговаривали с ним?
Не помню точно. Вечные проблемы:
Жена, ребенок встретили его с...
Да я не слушал, так, кивал согласно.
Мне надо утром было на работу,
А он сидел, сидел, сидел, сидел...
Ты спрашивала как я
без тебя...
Вот так, родная...
* * *
Человеком тишайшим
умру.
И коварные книги,
Разболтавшие тысячи сплетен,
Язычки закладок прикусят,
И никто не засуетится,
Не забегает: что он? где он? -
Будут ставить прогул за прогулом,
Никто не придёт.
Только пёс, обладающий верным чутьём,
Расскажет соседке,
Что за дверью лежит не святой.
Человеком тишайшим
живу.
О мои начинанья! -
Леденцы на полгода...
И опять я читаю
книги,
Ядовито прекрасные книги.
Корабли предо мной проплывают,
Проплывают на них герои,
И дурманит усталую память
Древний запах любви и битв.
Верю: покой -
испытанье
Духу, который, быть может,
Стойко уйдет в никуда.
* * *
И этот в сердцах
ушел,
Дверью с размаха...
Не вздрогнула. Не вздохнула.
Неторопливо
В теплую еще постель
Вернулась: можно, наконец, отдохнуть,
Можно, наконец, остаться
Одной, совершенно одной.
Завтра придет
другой.
Завтра багрово-жаркий
Влажного рта бутон
Полуоткроется, расцветая.
Завтра, ведoм незримым
Арканом, отборный зверь
Дорвется, дрожа утробно,
Срывать лепестки поцелуев.
Завтра ты будешь
снова
Свежа, молода, прекрасна.
* * *
Безмерный стыд пред
миром обнажаться,
Во всех глазах читая правый суд:
Не Аполлон.
А я-то забываю - кто и
где;
Теряю место собственному слову,
Пишу стихи в трамваях и метро.
Через плечо читают недоделки
И ухмыляются: "Еще один маньяк".
Так, Боже. Так.
* * *
Вот женщина. Она
проходит.
На мой эмалевый портрет взглянула...
... И с нежностью,
Какою никогда
Не получал при жизни:
"Несчастный мальчик..."
Так кажется...
И плачу.
* * *
Бутылочное горло на
панели
Как символ счастья пьяниц всех веков.
Сапог не знает жалости, и скоро
Услышим хруст зеленых позвонков.
Мой маленький, мой
изумрудный, но за что?!
Я поднимаю - ты совсем сухой,
Не прилипаешь к изумленным пальцам,
Лишь пыль они стирают, только пыль -
Внутри, снаружи - ты нигде не липнешь,
Ты чист, ты чист!
А я возьму, возьму
тебя с собою.
Оправленный, ты будешь талисман,
А значит - друг. Я постараюсь,
Насколько хватит слабых сил моих,
Противу случая, что гонит нас жестоко,
Беречь тебя, пока я жив, и боле -
Я напишу: "Похоронить со мною."
А скажет кто: "Покойник был чудак..." -
Пусть так...
© Лал Балу 2006
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
|