Юлия Ламская

Юлия Ламская

[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]

Предуведомление читателю:

Юлия Ламская - одна из тех странных поэтов женского пола, которым удается писать настоящие стихи о любви. И на этом, говоря о ней, можно поставить точку. Потому что ее литературная кухня мне непонятна и недоступна, а человеческое обаяние нужно воспринимать воочию. Живет в Гатчине, автор поэтического сборника, в целом - публикуется редко (а жаль).

*** (Челентано весной услыхав по приемнику...)

ДНИ ЯНВАРЯ

***

Ты отыщешь во тьме дыханье мое.

Помедлишь, дойдя до тени.

Вот зима. Я ее привела в твой дом.

Это пламя мое возле солнечного сплетенья.

Это соль, пережившая осень, застывшая льдом.

Где ты? Где твой маленький шаг, ступней твоих лисий шорох?

Лисы в тапочках ходят, а иногда, в туфлях.

Вот руки мои, ладонями вверх, на которых

Распустились фиалки. Воду жадно впитала земля.

У меня есть одно объятие-спрут, за которым

Может снег найти сотни соленых нот.

Закрывайте двери, гасите свет,

После зимних прогонов, повторов,

Прячьте в доме своем ото всех следы ее ног...

***

Шла по Соборной. Семена и сети.

Мир неживой. Его прикосновенья.

Опять, меня ласкающие плети.

Припрятанное вкрадчивое тленье...

Без Вас мне будет трудно петь на свете.

Шла по Соборной островом отдельным.

На мне тихонько таял крест нательный.

Блестят одежды. Снова мне одеть их?

Ведь тот опять зачем-то мною метит,

Крапит свою проклятую колоду.

Еще когда была я в колыбели...

Ноябрь уже сегодня студит воду,

Ее готовя для моей купели.

***

Тане Соловей

Нарисуйте декабрь и глубокую прорубь

И летящую вниз полуголую деву.

Вроде падала вглубь, но летела, как голубь,

Поднимаясь во тьме к отраженному небу.

Не могу я по лестнице хитросплетенной,

Снова, к снам твоим каждую ночь обрываться.

Я больна. Словно кокон в пыли заоконной,

Я лежу на краю. Я устала рождаться.

Так кричала она и младенец спасенный,

Обреченный от крика ее надрываться,

Был к сиреневым звездам за люльку подвешен.

А декабрь отступал. Величав и неспешен.

***

Тане Соловей

Стряхивая паучка с предплечья, южной ночью,

Вспоминаю, как крепко держали грифоны свои уздечки,

Чтобы с моста я, листая ночи странички, не угодила в речку.

В черную прорубь.

В отдаленье от этого крена, перед грифонами я преклоняю колена.

Они же не дали свалиться мне в темную воду.

Они ведь кусали колечки.

И выжгли мне волчью свободу на темном предплечье.

НОВЫЙ МАРТ

***

"И душа опять полна возможным..."

А.Фет

В моей тарелке плавает маленькая луна.

Мы сидим в китайском ресторане.

Тень деревянной палочки бьется, отражена

Ваша рука в сигаретном тумане.

Ешьте креветки, Вы молоды, – Вы говорите мне,

И смеетесь, – смотрите, как порозовели.

Я сосредотачиваю взгляд на луне в своей тарелке.

А на стене радуга от плавников золотой форели.

В нашем Китае сегодня тихо. Так зачем говорить о вселенной,

Которая взорвалась. О времени.

Палочка отсчитывает секунды, ударяясь о край тарелки.

Луна рисует синеву на моих висках,

Где меня искать.

Я сейчас засмеюсь, здесь плакать нельзя.

Перламутровым слезам некуда скатываться.

Маленькая пагода. Если по-особому руки сложить,

Рыба выплывет из гнезда.

Сегодня в мои окна влетает мокрый снег. Здесь

Я вспоминаю Вашу грусть, никем не скрашенную.

Я буду просить: проводите меня, проводите меня,

Я не умею есть деревянными палочками,

Под скатертей и салфеток хруст,

Ни о чем Вас не спрашивая.

***

Какой-то игрушечный снег в меня стучится.

Сердце. Снеговики.

Что ты просишь корма, словно синица.

Мы так далеки, далеки.

Ты уезжаешь по снегу.

Я медленно слежу

За шлейфом твоим, полосатым следом.

Я никому ни о чем не скажу.

В такое просто никто не поверит,

Как папуас не верит в снег,

Когда рукавички яркие мерит

На пальцы свои, темней чем у всех.

Все что есть у меня – это только нежность,

Закованная в хрупкий лед.

Маленький негритос на берег сойдет.

Покачнется. Поймет океана безбрежность.

***

Целый день по музею ходили,

А солнце все вытирало пыль

С чучел легких и гипсов.

Миша держит в руках деревянное яблоко:

Что в нем? Доживет ли оно до светлого дня Христова,

Чтобы в миф раствориться.

В нем жучок дребезжит. Он на помощь торопится к другу.

Это будет подарок для Вас.

Не подумайте, Ваша известность нисколечко нас не смущает.

Что слава? Скарабей перекатывал шарики в лапах.

Целый день по музею ходили. Никто нас не знает.

***

Я не просто хороший ребенок,

Я даже совсем не ребенок.

Не мужчина, не девушка,

Где мои крылья?

Плавники мои светятся словно,

А впрочем, мне сказать это нечем.

Ведь там этих слов мы не знаем.

Потому хорошо, что сегодня Вы так бестелесны.

Этим Вы интересны, хоть я и люблю обниматься.

Восковая, не тайте. Что он говорил про пергамент?

Может, ворох бумаги хотите, чтоб радостный цвел оригами.

Если помните, я приходила с живыми цветами.

От страха была неживая.

***

Уехала напрасно далеко.

В моей груди кусочек черной боли

Растаял, и сочится молоко.

Я им кормлю ягнят, мной встреченных в горах.

Но свищет ветер в щели генуэзской,

И малышам передается страх.

Я думала, что боль оставить, как платок,

Возможно, привязав ее к цветущим веткам.

Я наколола палец о цветок, мне незнакомый.

И осталась метка.

Севастополь.

Апрель, 1999 г.

АВГУСТ

***

Ночь, разбитая на треугольники звезд.

Кто-то вызванный из дому должен услышать,

Что пора уходить, и в ответ на вопрос,

Получить свой осколок, сорвавшийся с крыши.

Это белой звезды отколовшийся хвост.

Кто-то вызванный из дому в ночь, что таит

Одиночество звезд, откликается звоном

Золотистых цикад, словно пеньем планид,

Должен жить этой ночью по новым законам,

С этим новым осколком, что сердце хранит.

август, 2000 г.

***

Сухой венок хорош для головы

Похмельной. То же, что вчера.

Прокуренные именем моим слова.

Вернемся вечером. Венера,

Спрячь меня, сестра,

В твой свет, в котором я жива...

А как на Вас луна влияет?

Промолчу. Ну как об этом можно рассказать?

Лишь лунному отдавшись палачу,

Сухой травою намертво связать.

Останьтесь. Я хотела Вам сказать.

Но лишь травой сухою бормочу,

И убегаю. Страшно опоздать.

Сухой венок горяч на голове,

В которой мысли странны и горьки.

Стирает ветер, продувают сквозняки,

И можно как-то дальше жить.

Остаться здесь хотя б на десять дней,

Чтоб ночью по луне ступать. Искать

Коварный глаз. Кровавый огонек.

И просыпаться в комнате. И спать.

Остаться здесь хотя бы на денек.

Вы смотрите на линии мои

И держите в руках мою ладонь.

О, как давно вы пьете мой огонь

Из лунных рук, из звездной колеи.

И вам давно понятна глубина,

В которой рядом наши имена.

***

Человек был легче мотылька.

На него спускалась ночь.

Под щекой младенческой рука.

Сны его куда-то гнали прочь.

Сны его легки, как мотыльки.

Завтра, их толкуя тяжело,

На подобие своей руки

Будет он смотреть как на крыло.

***

Уснули мои слова. Крылья сложили птицами.

Держу в ладонях Ваши стихи. Над нами стоит синева.

Мне хочется медленно лететь рядом, держась за руку,

Чтобы Вы не звали смерть.

Не на один заданный Вами вопрос не отвечу толком.

Не разгадаю ни одной шарады.

Когда Вы зовете меня в лесу,

Мне хочется стать маленькой, как земляника,

Чтобы Вы искали меня под листьями, в траве, называли по имени.

Июль.

***

Дарит июнь жаркий полет над полем.

Снова мой сон прерывается чьим-то взглядом.

Ангел, наш письмоносец, сегодня рядом.

А ну-ка посмотрим, может немного бордо

Осталось в стакане. Или не надо.

После грозы сломано столько веток.

Наверное, много погибло птичьих деток...

Уж не возьмешь меня как той зимой в ладони,

Ангел сказал, что кончится переписка.

И даже он не может подвергать нас такому риску,

И носить в своей сумке наши письма.

А может, опять в отражении лужи утонем.

И никто не осудит нас, и сольемся с небом.

А птицы поделятся с нами насущным хлебом...

CHILDNESS

***

Играли дети в уголке.

Но мир тобою перевернут.

Звезда зажата в кулаке.

Мне окна к вечеру задернут,

Чтоб я увидеть не могла,

Какие у тебя дела.

Я прячусь. Мне не до игры.

Минутно я в нее не верю.

Мои разрушены миры.

Пойдем оплакивать потерю.

Мы станем кукол хоронить.

В их смерти некого винить.

Ну, разве, полную луну,

Взглянувшую на нас в оконце.

Я на твоей груди усну.

В ней бьется сердце.

Льется солнце.

***

Город, перекрещенный луной.

Шутовство в моих словах случайно.

Ты еще беседуешь со мной,

Но моей душой владеет тайна.

Сны мои, как свечи, зажжены

Над волнами медленной луны.

Я проснусь и тяжело вздохну,

Глядя на плывущую луну.

***

Я в детстве мечтала ходить по канату,

По проволоке тонкой лететь над огнями.

Я в детстве мечтала катиться куда-то

В кибитке, наполненной циркачами.

И вот, мы с тобою лежим на постели.

И голуби нежности нашей взлетели.

Мы будто бы в цирке.

Пойдем же к актерам!

Пусть нежность моя пробежит по канату.

Что мной верховодит в отчаянной схватке

Двух бедных детишек, лежащих в кроватке?

Как будто мы нищи... И наши пожитки...

И сны наши сладки...

***

Ночь падает шелковым колпаком.

Старинное дыхание вокзала.

Дорога мне движенье подсказала

Туда, где каждый день до мелочи знаком.

Туда, где дремлют ржавые ключи.

Где нет для нас тепла, где нет для нас постели.

Весна плетет гнездо, но ей нас не спасти,

Хотя уже и птицы прилетели.

И к веточкам сейчас пристанет теплый пух,

И снег уже сосет придуманную землю.

И вот, его слова мой обостряют слух

И я живой душе возлюбленного внемлю.

***

Влюбленным, встретившим хрустальную весну,

Воздушный Петергоф, замерзшие фонтаны,

Фавнят, ночующих под снегом,

И в свете фонаря ожившую сосну.

Оставленным стоять среди снегов

И созерцающим дрожанье огоньков.

К ним благосклонна тишина залива.

Природа в этот день невнятна и пуглива.

И норовит за ними подглядеть.

И посылает луч, и прячет солнце.

И делает все так наоборот.

Когда ее он за руку берет,

Проворный белый свет, не спрашивая, льется.

Томятся музы, жадные до слез,

Классических венков, замерзших лоз.

***

Вернись в этот город.

Пусть будет темно.

И снова уедь,

Непременно во мраке.

Ты станешь известен

Здесь каждой собаке.

И каждой старушке,

Глядящей в окно.

И каждая, может быть,

Сольвейг, Ассоль.

Поверь мне,

Уж я это знаю отлично.

Пускай же провинции

Твердая соль

Блеснет и смешается

С солью столичной,

Что ты привезешь

На своих башмаках.

Да, комкая адрес

В замерзших руках,

Вернись в этот город.

Пусть будет светло.

Пусть колокол

В чистое небо ворвется...

***

Белая ночь пьет вино голоса моего.

Мы расстались на пьяном вокзале.

Нам мало лет.

Шелестящий вечерний свет

Обещает нам поезд, но поезда нет.

Я сегодня останусь и будет в ладонях мне дом.

Этот город придумает нам незатейливый кров.

Если белая ночь – в наших венах веселая лунная кровь.

Этот город так хочет. Мы дети его вечеров.

***

Воспоминание длится из бесконечной тишины

Дней, подаренных нам.

Ночью, долгою ночью смотрю, как свисают плоды,

Как качаются, белой луной сочтены,

Это яблони вторят во тьме колыбельным ветрам.

Этот сад, убаюкавший песню мою,

Для тебя остается невидим. Но кончится срок.

Ты услышишь, как я над приснившимся садом пою,

Нежно тих, бесконечно далек.

***

Челентано весной услыхав по приемнику, фильм посмотреть захотела,

Там, где тащит он девку в кровати (ну, через деревню, ты помнишь).

Белозубая молодость Питеру, солнцу навстречу уже полетела.

Моя старая юность вослед устремляется. Разве ее успокоишь?

Ни французским глаголам, ни книгам нет места в моей голове зачумленной.

как девчонка бегу за мячом, и забрызганы джинсы до попы.

Толпы солнечных зайчиков в невской воде совершают галопы.

Фолианты на полках вздыхают. Весна голубая летит во вселенной.

Это ты виноват, плутоватый юнец со свечою во взгляде,

Обезумевших пальцев владелец, терзающий сердца весеннего склоны,

Что в глазах моих, юностью пьяных твоею и вечно зеленых,

Столько солнца, что с завистью смотрят в лицо проходящие леди.

[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]