Олег Виговский

Вира ] На форзац ] О чем это я ] Майна ]

Предуведомление читателю:

Олег Виговский родом из Краснодара, в настоящее время живет в Москве. Окончил литературный институт им. А.М. Горького (семинар Юрия Кузнецова). Также учился в Краснодарском государственном институте культуры, Ленинградской консерватории (Петрозаводский филиал, отделение хорового дирижирования), МГУ (социологический факультет). Публиковался в периодике Краснодара, Челябинска, Ярославля, Москвы. Член СП Москвы. В 2000 г. выпустил книгу стихов "Диаспора духа" (совместно с Ю.Рассказовым и С. Немцевым), в 2004 г. в Краснодаре вышла его вторая поэтическая книга - "Полдень". Является участником и одним из организаторов независимой творческой группы "Поэтическое королевство СИАМ" (Краснодар) (В.Симанович, М.Панфилова, В.Яковлев, Г.Герасименко, С.Немцев, В.Кроливец, Е.Петропавловский). Публикуется на различных сетевых ресурсах (Стихи.ru, Живой Журнал).

 

Мне друг сказал, что он устал от водки...

После изрядной пьянки выйти в утренний город...

Пусть говорят, что в двадцать первом веке...

МЕТРО

НОЯБРЬ

Порой я вспоминаю о собаках...

ЗИМА

Минувшей ночью мне приснился сон...

В погоню за отступающим летом...

КАНИКУЛЫ

ОФЕЛИЯ

 

 

 

***

Мне друг сказал, что он устал от водки,

От шумных сборищ сотню раз в году;

Что век нам дан и без того короткий -

Смешно переводить на ерунду;

 

Что мы грешим ненужным празднословьем,

Бахвалимся талантом и умом,

А у жены – проблемы со здоровьем,

А на работе – дрязги и дурдом;

 

Что хорошо бы все на свете бросить:

Пустые споры, городской бардак,

Что подарили нам одну лишь проседь –

А ей гордится может и дурак;

 

Все бросить, навсегда, к чертям собачим;

Уехать к морю и осесть в глуши,

Где значим ровно столько, сколько значим,

И есть покой для тела и души.

 

Где жизнь течет размеренно и ровно,

Где вызревает сладкий виноград…

…И я с ним согласился. Безусловно.

И выпили еще по пятьдесят.

 

 

***

После изрядной пьянки выйти в утренний город.
В мыслях - покой и свежесть. Главное - встать пораньше.
Нега чистой рубашки. Легкий, бодрящий холод.
Первая чашка кофе на привычной террасе. Дальше,
Очевидно, вторая чашка. И первая сигарета.
Наблюденье мимоидущих - от троллейбуса к гастроному.
Внутренний слух прокрутит дуэт: Жермон, Виолетта...

«Misteriozo altero...» Как славно, что нет знакомых!..
Вот - новый день. Наставший. Как и предсказано было
Женщиной, что далеко. Единственной, в высшем смысле.
Будет ли все по-прежнему? Так она говорила,
В этом меня убеждая. И себя. Повторяю мысли
И слова совсем не чужие - разве может быть чуждым
Мнение той, чье имя заставляет пульс учащаться,
Наверное, на порядок. Ей я хотел быть нужным,
И даже - необходимым. С ней я хотел встречаться
Взглядом каждое утро - такое, как это или
Любое другое утро - просыпаясь одновременно
В одной и той же постели. Утра такие были
Довольно давно, к сожаленью. Но были. И это ценно.
Может быть, даже ценнее всего, что со мной случалось
За еще не долгую жизнь... Я кофе свой допиваю,
Вспоминая, что до начала репетиции мне осталось
Только двадцать минут - и тело свое вверяю трамваю.

 

 

***

Пусть говорят, что в двадцать первом веке

Мы все начнем иной судьбы отсчет –

Но тень канала, фонаря, аптеки

И на него, тревожная, падет.

 

Падет на Кремль, дворы Замоскворечья,

На петербургский каторжный гранит.

И вновь душа – больная, человечья

Под мокрым снегом в полночь задрожит.

                                                                                                                      

И вновь устанет у чужого крова

Дверной звонок напрасно дребезжать –

В тот самый миг, когда живого слова

Ей для спасенья будет не хватать;

 

Когда зима земле наворожила

Бессонницу – с тоскою пополам:

Как будто жизнь совсем не проходила,

А только снилась, только снилась нам…

 

 

МЕТРО

 

Каждое утро, зимой и летом,

Словно гонимое плетью стадо,

Просвечены цербером-турникетом,

Мы опускаемся в область ада,

В глубь земли городской, бесплодной,

Бетоном и сталью обремененной -

На гулкой лестнице самоходной,

Сырой и серой норой наклонной.

Такого ада не знал Вергилий,

И не исследовал Алигьери:

В любом закоулке бренчит на лире

Орфей, не забывший своей потери.

Но старого горя тяжелый морок

Развеять не хватит пения-крика;

Ему навстречу из медных створок

Не выбежит бледная Эвридика;

Нынче в подземном краю суровом

Безумцев не тешат счастливой сказкой:

Из черных дыр вылетают с ревом

Гроба, блестящие синей краской;                                                                                                                                                  

По сотне сгустков тепла живого

Глотают, голодные, без разбора,

И клацнув дверями, ныряют снова

 Во тьму подземного коридора;

Мчатся под глыбами новостроек

Вольготно раскинувшейся столицы -

Стаей взбесившихся землероек,

Кротов испуганных вереницей;

Мчатся под Шаболовкой, Таганкой,

Старым Арбатом, Арбатом Новым,

Под Пресней, Сухаревкой, Лубянкой,

Кольцом Бульварным, кольцом Садовым -

Мчатся, чтобы в конце прогона

Всех, в утробах тугих плененных,

Выплеснуть на гранит перрона

Толпами лазарей воскрешенных,

Пьющих воздух, что свеж и лаком,

В чудо спасенья еще не веря!-

Как праведник, просветленный мраком,

Выйдя из чрева морского зверя.

 

 

НОЯБРЬ

 

Это последние дни, последние дни!
Последние для кого, или же - для чего,
Нам не дано понять! Только идут они,
Опавшей листвой шумя, безжалостно и легко.

Прелой листвой шурша, звонкой - звеня листвой,
Сквозь оголенность рощ, толп городских среди.
Хрупким стеклом окна от ветра себя укрой,
Слушай их мерный шаг, ритм их четкий следи.

Это последние дни! Разве за ними есть,
Есть ли хоть что-нибудь?.. Только стволов некроз,
Мелкой льдистой крупы в пасмурном небе взвесь,
В оттепель - грязный снег, брызги из -под колес -

Это последние дни! - сумеречный нахрап,
Искры трамвайных дуг, ранний свет фонарей;
Все, что видишь вокруг - вырвать нельзя из лап,
Мертвенно-хладных лап этих последних дней.

Это последние дни! Ветер - со всех сторон -
Воет, бьется в силках проводов - высоких, тугих;
И крик чередует вой, и вой переходит в стон,
В обрывки неясных слов из времен и миров других,

Которых нам не понять, которых нам не достичь -
Шагом ли, летом, вплавь; бодрствуя ли, во сне;
Звенят провода, ветра; звенят; затравлена дичь! -
Идут последние дни, последние - по стране,

По миру всему идут; нельзя их остановить,
Даже если всем стать умней, сильней и смелей;
По всей вселенной идут! - и рвется времени нить,
И торжествуют приход этих последних дней

Холод; холод и мрак; все на круги своя;
Кто здесь, рядом со мной?! Мы остались одни!
Чувствуешь - бьет сквозь мрак злого ветра струя?!
Бьет сквозь холод и мрак! Это последние дни,

Это последние дни!!.. Больше. Нет. Ничего.
Только. Холод. И мрак. И ветер - все злей и злей.
И кто-то чеканит шаг: то близко, то далеко...
Поступь последних дней.
Поступь последних дней.

 

***

Порой я вспоминаю о собаках,
Что на любых вокзалах обитают -
Покрытых коркой грязи и блохастых,
Чудной породы, непонятной масти
Некормленых, усталых бедолагах.
Бывает так: вбежит продрогший пес
Под сводчатую крышу, где томленье
И суета транзитных пассажиров,
Где все пропахло сигаретным дымом,
И мокрой тканью, и пролитым пивом,
И жареными курами, и потом;
Так вот, вбежит и ляжет где-нибудь
В углу, среди обслюненных окурков,
Плевков, клочков промасленной бумаги -
На тощий бок. Глаза полузакроет
Слезящиеся, красные; и лапы
Доверчиво к проходу протянув,
Забудется в больной и чуткой дреме,
Лишь иногда всем вздрагивая телом
От криков резких, скрежета тележек,
Что перевозят сумки, чемоданы,
И ящики - багаж разнообразный -
Весь день. Всю ночь. Всечасно. Беспрерывно.
Там, под открытым небом - темень, ветер,
И хлесткий дождь, а может - дождь со снегом,
И холод, даже для людей - собачий.
А здесь - почти тепло. Почти не сыро...
Толпа снует по залам и проходам,
От расписанья поездов к перронам,
От баров и киосков к туалетам,
Лоткам газетным и билетным кассам,
Переходным мосткам, дверям вокзальным,
Фанерным креслам, столикам, и снова -
К киоскам, кассам, барам, туалетам...
А пес все в забытьи. Все так же дремлет.
Почти согревшийся. Почти счастливый.
Как хорошо: никто не наступает
Ему на лапы! Пусть пока, и все же...
Худые лапы с коркой черной грязи
И бурой крови, меж когтей присохшей.
Никто не наступает. Ни носильщик,
Ни пьяный, ни патрульный, ни калека,
Ни тетенька в оранжевом жилете
(Поверх лохмотьев сальной телогрейки),
Которая поодаль мерно машет
Метлой истертой - тупо и привычно,
И тучи пыли к потолку вздымает.
Пес дремлет. Ночь идет.

 

ЗИМА

 

Снова приперлась - грязна, сыра...

В полночь, стучась у входа,

Клялась: пробудет лишь до утра!

С утра говорит: полгода.

 

Сдуру в неслабый попав просак,

К худшему приготовясь,

Я повторяю: зачем ты так?!..

Совсем потеряла совесть!..

 

Я ли звал тебя, я ли ждал -

Как девку на посиделки?

Я ли взгляда щипцы сжимал

На пульсе секундной стрелки?

 

Я ли надежды густую мазь

В сердце втирал больное?

Что же ко мне ты явилась, мразь,

Глазки блудливо строя?!

 

Слиться в экстазе - не наш удел!

Штрихует ночи хрустящий мел

Метелей твоих куражных;

Мир обезлюдел и онемел,

А я не доделал так много дел -

Невыразимо важных!

 

Полжизни впустую проговорив,

Я по течению - слаб, ленив -

Плыл без руля и весел.

Но грозно рокочет морской прилив:

В беде мой товарищ, и враг мой жив,

И ангел-хранитель бросил.

 

Я выплыл на берег, и вот мой кров:

Он неухожен, скуп, суров,

Пылится слюда окошка.

Мне мало спится, и сон - без снов,

Без масла лампада, очаг без дров,

Лишь теплится робко плошка.

 

Глядя на снежную кутерьму,

Чувствую холод, ветер, тьму

Окончаньем каждого нерва.

Что впереди - узнать не могу:

Сердцу не внять, не постичь уму...

Зима - блудливая стерва -

 

Снова приперлась. Грязна, сыра...

В полночь, стучась у входа,

Клялась: пробудет лишь до утра.

С утра говорит: полгода...

 

Черт меня дернул открыть ей дверь,

Некстати выказать жалость.

Мне в этой жизни осталась теперь

Совсем уж смешная малость:

 

Лишь наблюдать, затая в уме

Горькое сожаленье,

Белого пуха в холодной тьме

Бессмысленное круженье.

 

 

***

Минувшей ночью мне приснился сон:

Я умер. Был отпет и погребен.

Друзья, продрогнув на ветру осеннем,

В автобусе  «поправились» чуть-чуть

И двинулись быстрей в обратный путь,

Вздыхая с неприкрытым облегченьем.

 

Под вечер мелкий дождь заморосил.

Сползали капли из последних сил

По плоскости портретного овала.

Отмучилась на западе заря.

Последняя неделя октября

От предпоследней отличалась мало.

 

Я умер - но как будто не совсем:

Зарытый в грязь, бездвижен, слеп и нем,

Осознавая плоти обреченность,

Из памяти расколотой кусков

Воссоздавал родных, друзей, врагов -

Но в чем-то ощущал незавершенность.

 

Скрипел холодных мыслей ржавый лом,

Вращаясь неуклюжим колесом,

В котором напрочь выбита ступица.

Мне образа недоставало той,

Благодаря которой с темнотой

Без горечи я смог бы примириться.

 

Казалась ложью жизни полнота

Без этого последнего листа,

Последней ноты отзвучавшей песни.

И в миг, когда я это осознал,

Господь плиту могильную поднял

И приказал: «На пять минут - воскресни!»

 

Ко мне вернулись чувства, и опять

Способен стал я двигаться, дышать;

И кровь, что в мертвых жилах загустела,

Свободно в них, как прежде, потекла -

Наполнив силой нового тепла

С былым теплом расставшееся тело.

 

Я вышел в ночь - застывшая смола

С ней чернотой сравниться не могла -

И вдруг движенье легкое заметил,

И ту с собою рядом увидал,

Которую всю жизнь искал и ждал,

Всю жизнь любил - но лишь сегодня встретил!

 

Не мог я, потрясенный, разгадать:

Проклятье это или благодать,

Одно лишь зная: если мне в награду

За трудное и злое житие

Подарят рай, в котором нет ее -

То этот рай не предпочту я аду.

 

Но если вместе быть нам суждено,

Среди живых ли, мертвых - все равно! -

Не устрашусь ни ада я, ни тленья.

И даже наяву, а не во сне

Бессмертия не нужно будет мне,

И нового не нужно воскресенья.

 

 

***

В погоню за отступающим летом,
На самолетах и поездах, -
Где воздух, пропитанный лунным светом,
Любовным потом и морем пропах;

В помрачении разума и в безвольи,
Единым вздохом промеряв путь, -
На душно-приторный зов магнолий,
В легкие льющийся, словно ртуть.

В погоню за отступающим летом!
К хоралам цикад, полонезам гроз,
Загаженным чайками парапетам,
Арбузным коркам под роем ос;

На запах водорослей и лавра,
Горячей плоти в сыром песке,
Туда, где нет ни вчера, ни завтра, -
Одно сегодня – на волоске...

Какое отчаянье и томленье,
Как терпок вечерний настой теней!
И нет ни дома, ни возвращенья,
И красен закат – но вино красней...

 

КАНИКУЛЫ

 

Н Е Д О С О Н Е Т В С Т У П Л Е Н И Я

Пусть в стенку гвоздь не вбит и огород не полот,
Ко мне приходит радость - оттого,
Что сможет мирно спать любимый город -
Я скоро уезжаю из него.

Но до тех пор, друзья, пока я тут,
То даже на каких-то пять минут
Ни мира, ни покоя вам не будет.

И на фига вам сдался тот покой?
...Нет, я не Евтушенко, я - другой!
МЕНЯ Отечество не позабудет!


С О Н Е Т П Р Е Д В К У Ш Е Н И Я

Скоро, скоро мы на праздник к вам придем;
Скоро, скоро оживленье и веселье
До краев заполнят самых, без сомненья,
Ваш уютный и гостеприимный дом!

Мы с собою все что надо принесем:
И конфеты, и варенье, и печенье;
Почитаем вам свои стихотворенья
И чайку, чайку с лимончиком попьем!

Скоро, скоро станут радостными лица,
Скоро в танце будут парочки кружиться,
В хрупких вазочках цветы благоухать.

Нарезвимся, напоемся, насмеемся,
А едва стемнеет - сразу разойдемся.
Будет скучно - приглашайте нас опять!



С О Н Е Т В Е Ч Е Р И Н К И

Едва прийдя - ужрать стакан вина.
И, проявив немалую сноровку,
Немедленно налить второй - по бровку.
Ужрать его. Ужрав, послать всех на...

Теперь - когда душа окрылена -
Напрячь ментов, хозяина, тусовку:
Сорвать портьеры, выпасть из окна,
Пугливой даме облевать обновку,

Назад вернуться - грязным, но счастливым.
Запить кефиром чай, а кофе - пивом,
И лечь на стол (вздремнуть часочка два),

Обидевшись на грубые слова,
Со всех сторон звучащие мотивом
Навязчивым... Вот счастье, вот права!


С О Н Е Т Б О Д У Н А

Наполовину левый глаз открыть,
Взглянуть в окно и убедиться: ливень...
Припомнить вечер. Поскорей забыть.
Поклясться, что не будешь больше пить!
Противно все. И сам себе противен.
А до чего же был, казалось, дивен
Вчерашний праздник, господи прости!
...И на ногах, как на протезах стоя,
К трюмо себя устало поднести,
Взглянуть в него - и увидать ТАКОЕ!!!
Затем, признав расклад своих же черт,
И осознав, что в зеркале - не чорт,
В карман полезть дрожащею рукою,
Червончик на похмелку наскрести...


С О Н Е Т О П О Х М Е Л К И

Уж полдень близится - а я, едва живой,
Пройдя средь луж медлительной стопой,
Стучусь к наоборот-Цирцее в двери.
В ее шалманчике, легко и без затей,
Не люди превращаются в зверей!-
В людей - все звери.

Во всей красе своих телес могучих
Она в стакан кому что надо льет.
И хоть порою сдачу не дает -
Из-за копейки страждущих не мучит.
И если на душе угрюмой тучи,
И хочется рыдать, судьбу кляня,
Я знаю: к ней приду - и станет лучше.
Ведь ей - лишь ей одной! - дано понять меня...


П Е Р Е С О Н Е Т П Р О Щ А Л Ь Н О Й Г Р У С Т И

Не ругайте меня, соседки
И соседи, чья хата - с краю.
Я тихонько сижу в беседке,
Молочко с утра попиваю.

Нет, не то, чтобы ныли почки,
Холодели руки да ноги;
Не стучат в башке молоточки,
Просто - будто устал с дороги.

Просто хочется жить потише.
И еще, скажу по секрету
В дополненье к «смотрите выше» -
Деньги кончились. Денег нету.

Безалаберность - бич поэтов!
Как писали в местных газетах,
Мною пропито три «лимона».

А едва лишь кончились бабки -
Все друзья расхватали шапки.
Д’ принесите ж хоть самогона!..

Понимаю, конечно: бредни...
Но надежда-то мрет последней!..
 

1996г.

 

 

ОФЕЛИЯ

 

1.
Реквием не пропели. Выловленного на мели
тела кончина темна. Церкви святой угодно
соблюсти обряд в чистоте: «Довольно ей и земли
в ограде кладбищенской!» «Когда б не из благородных...» -
реплика из народа. В траур одета знать.
Недожених и брат друг друга душат в могиле.
Песен больше не петь. Цветов на лугу не рвать.
Венков не плести. «Офелия?.. Намедни похоронили».
Пираты делят добычу. Заносчивый Фортинбрас,
еще не зная свой жребий, грабит польские села.
В тронном зале смятенье - в зале кровь пролилась.
Запачкала ножки лавок, засохла в трещинах пола.
Смена династий. Слухи. Теперь дозор на стене
каждую полночь от страха начинает зубами клацать
в ожидании привидений: «О Господи!.. Только б не...»

«Офелия?.. Ах, Офелия! Да уж в гробу - лет двадцать».
Постаревший сильно Горацио, жизнь проводящий меж
Эльсинором и Виттенбергом, защищает, слюною брызжа,
честь друга и господина от сонма глупцов, невеж,
любителей грязных сплетен. В кабаках придорожных слыша
также речи о той, что когда-то ушла узнать:
белей ли одежд невестиных залетейские асфодели?

«Офелия?.. О какой, земляк, ты мне все твердишь Офелии?»
- Да о той, что когда утопла, поп не стал отпевать.

«А!.. При Гамлете-Сумасшедшем! Когда еще образин
мы здесь не знали норвежских, и правда была на свете!»
- Глянь! Вон, в углу!.. По платью - вроде бы дворянин...
Потише, земляк, потише! Вдруг он тоже из этих?!..

«Да шут с ним; он уже пьян... Так что - ее, говоришь,
все же - в церковной ограде?..» - Ну да! Обмыли, одели...
Не то, что нашего брата... Дворян бесчестить? Шалишь!

«Но реквием не пропели?..» - Нет. Реквием не пропели.

2.
Парсекам теряя счет,
Рассекая кольца орбит,
О случившемся дать отчет
Ангел-хранитель мчит.

На Земле попавший впросак,
Все запасы слез изрыдав,
Сквозь холодный, бескрайный мрак,
Где, от луча отстав,

Одинокий шальной фотон
Испуганно верещит -
Пред Господний явиться трон
Ангел-хранитель мчит.

Безответную пустоту
Хлещет взмахами крыл;
В перекошенном скорбью рту
Крик бессилья застыл;

На ресницах белеет соль,
Не вернуть румянца ланит.
Покаяньем утишить боль
Ангел-хранитель мчит.
..........

«Так значит, она мертва?..»
- Мертва, Всемогущий Господь...

«Что же ты не уберег?..»
- Не смог, Всемогущий Господь!..

«Что ж крылом не прикрыл,
дал греху побороть?!..»
- Не хватило размаха крыл,
Всемогущий Господь...

3.
Бежавшая от счастья недотрога,
Свою любовь предавшая сама;
Офелия, прогневавшая Бога,
Ушедшая - сошедшая с ума;
При первом в жизни повороте резком
Схватившаяся в ужасе за грудь,
Закончившая жизнь трусливым всплеском,
Офелия, пустышка! В добрый путь!
Да, в добрый путь! Давай, плыви, плутовка -
Без лоций, без фарватеров, без вех;
Безумьем уравнявшая так ловко
Свой первый и последний смертный грех;
За трусость не понесшая расплату,
За муки не снискавшая наград,
Ни к Раю не приставшая, ни к Аду,
В себе самой неся и Рай и Ад;
Как сена клок, изорванная тряпка -
Офелия, бежавшая любви! -
Давай, плыви! В воде темно и зябко,
Но ты плыви, Офелия! Плыви!
Близ берега - в кустах, в траве зеленой -
Плыви, плыви! Еще не вышел срок!
На каждой ветке, до воды склоненной,
Девичьей плоти оставляя клок;
Плыви вперед, усталости не зная,
Подъеденный мальком, раздутый труп;
Лилеи и кувшинки раздвигая,
Не раздвигая почерневших губ;
В безоблачные дни, в дожди, в туманы,
Уставя в небо мертвый свой оскал,
Минуя рощи, пастбища, курганы,
Водовороты и теснины скал -
Плыви, плыви, пугая всех на свете:
Бродяг, что близ реки нашли жилье
И рыбаков, что расставляют сети,
Их жен, пришедших полоскать белье,
На берегу играющих детишек
И девушек, пускающих венки;
Плыви неспешно, времени - излишек!
Все дальше, по течению реки,
Бегущей сквозь столетия и страны
(И по пути в движение свое
Вбирающей поэмы и романы,
Легенд и мифов пыльное старье,
Рассказы, были, драмы, анекдоты,
Полотна красок и актеров грим,
Рассыпанные в партитурах ноты) -
На самый край Вселенной! Чтоб за ним -
Где нет уже ни хаоса, ни лада,
Где кончены пространства и года -
Восторженно ревущим водопадом
Обрушиться в Ничто и в Никуда.
...И - тишина. Нет больше страстных, нежных.
Лишь памяти ошметки, клочья снов.
Прощай. Быть может я, в молитвах грешных,
И о тебе замолвлю пару слов.

 

© Олег Виговский 2005

Вира ] На форзац ] О чем это я ] Майна ]



Hosted by uCoz