Про слезы

Про слезы

Эпиграф:

Душа просит чего-то смутного, трудно определимого – то ли музыки и цветов, то ли зарезать кого…
(С) Григорий Горин

special for дивной-дивной lelas

Мне, кстати, тоже проще зарезать кого, чем заплакать.

Рассасывая во рту таблетку «имудона» (да-да, такое говорящее название у лекарства, не знаю, что вы подумали, а оно от горла), пытаюсь припомнить случаи слез. Дамские слезы – это вообще интересный предмет для обсуждения, но в моем случае описание приобретает некие черты извращенного экстрима.

Принято считать, что дамы слезливы. Позволю себе уточнить этот постулат: слезливы далеко не все дамы.

Принято считать, что девочек – в соответствии со стереотипами – воспитывают так, чтобы им легко было пользоваться своими эмоциями, их прямым и косвенным выражением для достижения личных целей. Позволю себе опять-таки уточнить: воспитание – оно у всех разное. Как, впрочем, и склонность характера.

Маленькая девочка, ушибив коленку, впадает в рев – ее возьмут на руки, ласково успокоят, поцелуют ушибленное место, чтоб не было синяка. Маленькому мальчику в той же ситуации сурово скажут: «Ревешь, как девчонка! Веди себя, как мужчина». В результате, он всю жизнь будет думать, что выражать эмоции – это глупо, пошло, и вообще - признак недостойной слабости. Конечно, я огрубляю, но в этом есть доля истины.

А теперь поменяем местами в примере мальчика и девочку, но оставим прежней реакцию воспитателя… результат воспитания понятен?

Когда с ранних лет окружающий мир для тебя – поле боя (за свободу, за самореализацию, за любовь, за дружбу, за существование, наконец), слезы оцениваются однозначно. Заплачешь – сожрут. Заплачешь – дашь понять, что уязвима. Что унижения и боль, презрение и ненависть, обыденная человеческая ксенофобия, маленький детский садизм сверстников и крупная безбашенная взрослая подлость могут достать тебя до сердцевины, до живого, до нутра – в самое нежное, в кровь, в то, что не залечишь никакими докторами. Эти раны ты потом таскаешь в себе годами, остро порицая себя за то, что не сумела сдержаться, скрыться – и таки подставилась под удар, дала повод думать, что тебя вообще можно задеть, что где-то в тебе есть мишень, подвластная жестокости внешнего мира. И так тебя жрут ведь, и ведь внимательно жрут, до тех пока ты не научишься плакать внутрь, выть в голос – про себя, пока постоянный соленый поток не будет течь сквозь тебя в обратную сторону, в противоположность гравитации - к небесам, минуя слезные железы. Снаружи ты остаешься невозмутима, если совсем нет обезболивающего – разве что чуть-чуть бледнеешь. Ну, это идеал, разумеется. В жизни не всегда удается сохранить самообладание, пока соленое море бьется внутри тебя, этот невозможный Гольфстрим сердца.

А дамы – дамы вообще – они плачут по разным причинам.

Во-первых, они в душе остаются все теми же маленькими девочками, которые хотят ласки своим ушибленным местам. Это понятно.

Во-вторых, вырастая взрослыми (телом, а не душой), они используют слезы как средство шантажа, потому что большинство нормальных мужчин тушуется, когда их за здорово живешь обливают ведром теплой соленой воды. Мужчины быстро дают то, что от них требуют, и сваливают сушить рубашки. Или сваливают сразу, не отдаваясь – если просекают шантаж.

В-третьих, есть еще и стопроцентные девушки, но они в большинстве своем дуры, так что их в расчет не берем, а тот наименьший процент, который обладает наименьшими мозгами, использует влажные глаза, как элемент имиджа.

В-четвертых, это хорошая психотерапия для нормальных теткок. Но умном Западе есть даже какая-то школа, которая лечит осознанным ревом. Но нам пока до них далеко. Слезы являются мощным оружием против загоняющей в гроб тоски: в этом нам везет, а вот мужчинам – нет, им по культу силы плакать не положено. Не положено – и все тут. Причем, что бы не говорила тетка о том, что ей нравится мальчик, умеющий выражать свои эмоции – по статистике именно этих, выражающих эмоции, тетка и считает слабаками. Так что плачущие мужчины нравятся теткам сугубо умозрительно.

Но это я отвлеклась.

В-пятых, есть очень мощный момент подлинных слез, общий для всех категорий – боль.

В восемнадцать я честно признавалась по этому поводу: я не умею плакать. Мой умный друг, усмехнувшись, отвечал мне: «Это просто не прижимало тебя. Бывает… и взрослые здоровые мужики рыдают». И я никак не могла объяснить ему, что дело – отнюдь не в силе прижима. Что меня прижимало так, как, может быть, и не снилось здоровым мужикам. Что всех людей периодически прижимает так, как этим мужикам не снится.

Боль ошеломляет меня, приводит в состояние ярости, берсеркового бешенства, но никак не активирует слезные протоки. Когда мне больно, меня парализует на слезы. Я потом буду рыдать, потом – когда уже разобью голову о стену, поняв, что выхода нет, но до той поры, пока я могу шевелиться, рваться с привязи, барахтаться в кринке молока – я не плачу. Мне некогда. Я скорей могу кинуться на человека с ножом – от кромешного страха, и это куда вероятней, что я заплачу – от того же самого страха. Слезы – это финальная стадия, за которой – безмолвная пустота. Они остаются только тогда, когда все остальное уже пройдено.

Не стану врать – я в своей жизни плакала не только от лука. И не слишком люблю это состояние, чтобы часто его повторять. В том числе и потому, что слезы до сих пор остались синонимом собственного бессилия перед судьбой. Перед судьбой, которую я все равно завяжу узлом, несмотря на происки ее и поползновения, потому что не я - для судьбы, а она для меня, хоть иногда ей и случается взять верх.

Короче… не рыдай, Лелечка, мы еще всем насыпем перцу в морду!

PS я не рассматриваю моменты подкатывания комка в горло, когда меня пробивает на эмоцию – я же все-таки не железная.

[ Вира ] [ О чем это я ] [ Майна ]