|
| |
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
Предуведомление
читателю:
Игорь Межуев -
прозаик, поэт, лауреат премии журнала
"Звезда" за лучший дебют (повесть
"Русский опыт", 1994 г.). Публиковался в
периодике и в сети, в настоящее время живет и
работает в США. На бумаге представлен
вышедшей в прошлом веке книгой "Натюрморт в
городском пейзаже". С нетерпением ожидаем от
него чего-нибудь столь же художественного в веке
нынешнем.
СТРАННАЯ ИСТОРИЯ
Свидетелем необычного случая я оказался во
время моего пребывания в Британском центре
космических исследований.
В связи с очередным
геофизическим годом Америка и Россия решили
послать свои пилотируемые космические корабли
на Марс.
Английские коллеги также не
пожелали отставать от ведущих космических
держав, но скудное финансирование научных
программ со стороны нового кабинета тори не
позволило им построить большую многоступенчатую
ракету. Денег хватило только на одноступенчатую
с твердотельным пороховым двигателем. Размер
ракеты, как я помню, был около четырех футов.
Джон Брайтон - мой старый друг,
борец за мир, бывший наивный марксист, известный
своим удивительно малым ростом и яркими
выступлениями в парламенте в поддержку
национально освободительных движений в
отдаленных уголках нашей планеты, предложил
британскому космическому центру свою
кандидатуру в качестве астронавта. Так как
других добровольцев не нашлось, а против запуска
в космос собак и морских свинок единым фронтом
выступили все британские общества защиты
животных, космический центр не раздумывая
одобрил кандидатуру Брайтона и переслал бумаги
на подпись в верхнюю палату парламента. Как ни
странно оба кабинета тут же единогласно
проголосовали за посылку Джона в космос.
Я познакомился с Джоном задолго
до его полета на Марс, это было на автобусной
остановке, моросил дождь. Губительный для
простого, не имеющего личной машины лондонского
бедняка туман, окутывал колючую громаду
Парламента. Я размышлял про себя о будущих
судьбах астронавтики, и в свете моих мыслей
Большой Бэн казался ракетой устремленной в
бескрайне свободные просторы космического
пространства. Неожиданно мое внимание привлек
мальчик, стоя чуть поодаль, поклевывая чипсы из
бумажного кулька, он выглядел потеряно и
беззащитно. Я подошел к нему сзади и ласково
обнял, желая согреть под клетчатыми полами моего
теплого шерстяного макинтоша. Он задрал голову и
на меня взглянули два умных уставших от
многолетней борьбы с несправедливостями этого
мира глаза настоящего зрелого мужчины. Помню, в
этот момент Большой Бэн пробил полночь, Джон
достал из внутреннего кармана красную бархатную
тряпицу с завернутыми в нее часами и взглянув на
циферблат произнес:
- Ровно на три часа отстает от
московского, - он снова аккуратно завернул часы в
тряпочку, пояснил. - Часы «Полот».
Пока мы ждали автобуса, мы стали
настоящими друзьями.
Естественно, что габариты ракеты
не позволяли разместить в ней даже отличающееся
своей миниатюрностью тело Джона, поэтому
британскими коллегами был предложен новый
оригинальный вариант пилотируемого полета. Джон
был помещен в небольшой, размеров с чемодан
банку-саркофаг. Саркофаг состоял из нескольких
"банок" как бы плавающих одна в другой в
вязкой маслообразной среде, эта оригинальная
схема должна была смягчить удар при падении на
поверхность Марса или Земли.
Банка-саркофаг была жестко
привязана пятнадцатидюймовой несгораемой
кинваровой нитью к ракете. На случай успешного
попадания ракеты в планету Марс, существовала
негласная договоренность с русскими и
американцами, что они доставят саркофаг с Джоном
обратно на Землю.
В процессе подготовки мы постоянно
легонько постукивали по саркофагу, чтобы
приободрить Джона в этот трудный для всех нас и в
особенности для него момент.
В день полета на улицах были
развешаны гирлянды праздничной иллюминации.
Перед самым запуском Джон
произнес блестящую речь о мире во всем мире. Он
говорил, что всю свою жизнь он боролся за
понимание людьми разных национальностей друг
друга, он говорил об иллюзорности границ между
странами и народами. Конечно, под словами
«говорил» я имею ввиду выстукивал азбукой Морзе
по внутренней стенке банки, но его стук был таким
вдохновенным, что в нем я слышал все столь
знакомые и дорогие сердцу интонации Джона.
Как я в последствии понял, Джон
совершал этот героический полет не ради
собственной славы, а только для того, чтобы
получить возможность сказать людям о своей любви
к ним, и заставить их прислушаться к его словам. К
сожалению день полета совпал по дате с днем
рождением королевы, что несколько отвлекло
внимание британской общественности и не вызвало
должный резонанс в прессе.
Вместе с профессором Грином я
присутствовал при запуске. В мои обязанности
входила телеметрия и визуальный контроль полета.
Прозвучал стартовый сигнал "ключ
на запуск, пуск!", профессор поджег бикфордов
шнур и ракета начала медленно подниматься, затем
натянулась кинваровая нитка потащившая за собой
банку с Джоном.
Сложно передать радость
переполнявшую наши души в первые секунды полета,
сложно передать гордость за победу нашей
человеческой мысли над гравитацией.
Однако несмотря на
многочисленные расчеты и предварительные
эксперименты банка оказалась слишком тяжелой
для четырехфутовой ракеты, и поднявшись на
высоту семи – восьми футов ракета забуксовала,
накренилась и медленно поплыла по улице в
направлении Трафалгарской площади. Произошло то,
чего боялся профессор Грин - нитка начала
задевать за гирлянды и провода праздничной
иллюминации.
Я схватил имеющуюся в лаборатории
стремянку и побежал вдоль улицы за ракетой,
пытаясь подтолкнуть банку выше в космос, но через
пару минут двигатель ракеты так и не дав ей
набрать вторую космическую скорость, попал в
струю фонтана сера Едварда Лютенса и, выпрыснув
из себя премерзкое облачко желтого дыма, потух.
Ракета начала катастрофически снижать высоту, я,
невзирая на свои новые брюки, прыгнул в фонтан и
едва успел поймать банку с Джоном.
Когда банка была вскрыта и усталый,
истощенный Джон встал из нее, профессор Грин
принес ему свои извинения за провал
эксперимента, однако Джон не слушая извинений
профессора стал возбужденно описывать свои
первые шаги на Марсе. Единственное, что его
расстраивало было то, что по его словам, он
случайно потерял на Марсе именные часы, когда-то
подаренные ему самим легендарным лидером
кубинских марксистов Фиделем Кастро.
-Бедный малый должно быть
подвинулся рассудком, - искренне сожалели мы. -
Его полет был не выше десяти футов.
Каково же было наше удивление, когда вечером
следующего дня американские астронавты, только
что вернувшиеся с полета на Марс сообщили по
телевизору, что они нашли в одном из марсианских
каналов именные часы английского астронавта
Джона Брайтона, которому по-видимому и
принадлежит титул первого человека вступившего
на загадочную планету Марс.
История в самом деле странная,
так как в течении всего полета доктор Грин и я
держали банку с Джоном в поле нашего визуального
контроля. Однако, последующая проверка данных
телеметрии ( на канале А-4 ) показала отсутствие
пульса астронавта Джона Брайтона между
четвертой и шестой минутами полета.
17.03.93
Примечание: в 2003 г. этот
рассказ был опубликован в издании "Five Russian Stories
- A Reader in Translation", подготовленном University of New Hampsire
(USA) (notes and introduction by Arna Bronstein & Aleksandra Fleszar)
© Игорь Межуев 2005
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
|
