|
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
Предуведомление
читателю:
Дмитрий Мурзин - поэт,
член Союза писателей, выпускник Литинститута
им.Горького (семинар Игоря Волгина), живет в
Кемерово. Периодически публикуется на
бумаге и в сети. Из целенаправленно бумажных
изданий известна рання книга "Полноценный
валет", изданная на творческих паях с Алексеем Гамзовым, и ряд авторских
поэтических сборников, в том числе "Ангелопад",
"Клиническая жизнь".
Выхожу
один я, надо мною…
Да,
мой лирический, ты выдуман не для драки…
Так
и живём – ни слова в простоте…
Нервный
выдох. Пониманья дрожь…
Носитель
языка, чтоб уберечь язык…
Снова
пишешь стихи без особых на то оснований…
C поэзией пора завязывать, мой друг…
ВЕЧЕРНЕЕ
РАЗМЫШЛЕНИЕ О СОБСТВЕННОМ НИЧТОЖЕСТВЕ
Я
о тебе не вспоминаю - тобою брежу…
Чешешь
репу репчатому луку…
БРОДСКИЙ,
СПОТЫКАЮЩИЙСЯ О ПУШКИНА
Из
какого мы сделаны теста…
И
вот я иду. Допустим - роза в руке…
Поэту,
впрочем, все равно с кем спать…
В
глухой Сибири, где бродит лось…
ЛЕСТНИЦА
НА ПОТОЛОК
***
Выхожу один я, надо мною –
Ни звезды, ни звука – ничего.
Я придавлен этой тишиною,
Пустотою неба своего.
И стою, не сытый и не пьяный,
Неподвластный, не познавший власть.
У судьбы – две язвы, три изъяна,
Слава Богу – жизнь не удалась.
***
Да, мой лирический, ты выдуман не для
драки,
Кровь из носа – пошлее томатной
пасты,
Руки вдоль тела висят на манер
балласта,
Но – терпи, раз уж сошел с бумаги.
Мне-то как, мне тоже с тобой не сладко,
Пестовал, пестовал, и вот – ни уму, ни сердцу.
И в собутыльники, тем паче в
единоверцы
Ты не подходишь. Зря я извёл тетрадку.
А ведь ты в ней был у меня как на
ладони:
Все твои пунктики, мелочности и тайны,
Всё что считалось забытым или
случайным,
Всё что запало в душу, пустило корни.
Список любимых книг, цитата из Ницше:
Что-то про женщину, плётку и
Заратустру.
Про то, как вешался, не выдержал крюк
от люстры,
Про то, как был третьим, не оказавшись
лишним.
………..
И вспоминается, как в туалете матфака,
Нос окровавленный я задираю выше,
И, сквозь шум в ушах, отчётливо слышу:
«Да, мой лирический, ты выдуман не для
драки.»
***
Так и живём – ни слова в простоте,
Казалось бы: пора устать казаться,
Поскольку, так сказать, уже не
двадцать.
Поскольку всё не то, и мы не те,
Какими нас прикинул на листе
Фотобумаги девять на двенадцать,
Фотограф. И опять не оправдаться.
И вот теперь в бездарности, тщете,
И страшной скуке мы стареем тут,
Не помня времена, когда любили,
Поскольку, извини, напрасный труд…
Здесь всё без вариантов – или-или:
Мы живы – нас уже похоронили;
Мы умерли, а нас ещё живут.
***
Нервный
выдох. Пониманья дрожь.
Мы с
тобой, за здорово живёшь,
Греем
руки, накаляя страсти.
Как вы
здесь живёте, караси?
Хоть
святых, хоть мебель выноси –
Бей
посуду, стало быть, на счастье.
То, что
твои губы говорят
Действует
как алкоголь и яд –
Делает
больным и уязвимым.
Становлюсь
таким – гасите свет,
От
Отелло – пламенный привет.
Ты –
как жизнь, опять проходишь мимо.
Недослушать
или перебить –
Хуже
уже вряд ли может быть –
Вечно
«недо» или вечно «пере».
Прозябаем
на одном ветру,
К
одному прикованы ядру
И к одно
приписаны галере.
Нам с
тобой зачтется это «не» -
Наши
отношенья – как во сне –
Среднее
меж счастьем и недугом…
А когда
переметнёмся в тень,
Нам
дадут две вечности и день,
Чтобы
мы домучили друг друга.
***
Носитель языка, чтоб уберечь язык,
Бежит из той страны, язык которой
носит.
Настали времена и взяли за кадык,
И вот родная речь молчит, пощады
просит.
Молчание всегда срывается на крик,
Изъята буква «ять», де факте и де юре.
И в колченогий стиль, как косточка в
язык –
Войдет порок и бич, бред-аббревиатура.
По планам ГОЭРЛО, ВКП(б), ЧК –
Пойди-ка разбери – что истинно, что
ложно.
И, сгорбившись, идёт носитель языка –
И ноша тяжела, и бросить невозможно.
***
Снова пишешь стихи без особых на то
оснований,
Словно тащишь по дну из кустов
убежавший рояль,
Жизнь уходит на то, чтоб пружину
сломать на диване,
Чтоб умыться, побриться, понять, что
ты бабник и враль.
Жизнь уходит, уходит, уходит, уходит,
уходит,
Страшно каждую ночь засыпать от
прожитого дня,
Чтоб приснился потом гадкий сон из
обрывков мелодий,
Глупой песни о том, как не станет на
свете меня.
Просыпаться под утро – в роту
пересохшая глина,
А промочишь водой – расплетёт
полумёртвый язык,
Глянешь в зеркало
– ох – и чему же научишь ты сына,
Когда сам не бельмеса, не в тему, не в
такт, невпротык
Что осталось успеть? Обернуться,
очухаться – осень,
Бросить наземь озимые, чтоб без меня
проросли,
И упасть, и уснуть. Попросить, чтоб
будильник на восемь.
Попросить, чтоб поставили. Чтоб
поставили. Не завели.
***
C
поэзией пора завязывать, мой друг,
Поскольку ничему она тебя не лечит.
Перебирать слова по буквам каждый
вечер,
Надкусывая ритм, разжевывая звук.
С поэзией пора завязывать, мой враг,
Пора, давно пора покинуть это царство,
Послушайся меня, прими моё лекарство:
Две рифмы перед сном, и гибель
натощак.
ВЕЧЕРНЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О
СОБСТВЕННОМ НИЧТОЖЕСТВЕ
Выйдешь, в чём есть, из трамвая,
В воздухе пахнет грозой,
Светит звезда роковая
Ласковой бирюзой.
Выдохнет ночь, как живая,
В спину, листвою шурша…
Ходят по кругу трамваи
Мается в круге душа.
Светит звезда, остывая…
Будто бы над головой
Смерть, падла, как таковая,
Жизни, как таковой.
***
Я о тебе не вспоминаю - тобою брежу.
Дожить до марта ли, до мая, а там и срежет.
И что-то в воздухе витает - вдыхаю, внемлю
Не для меня земля сырая - сушите землю
***
Чешешь репу репчатому луку,
Слезка прогнозирует разлуку,
Навзничь ножик падает без стука,
тут же раздается в двери стук.
Входит гость и пожимает руку,
Он принес тебе общенья скуку,
разговор по замкнутому кругу,
И замок, что замыкает круг.
Ты поставишь вежливого чая,
Гостю на вопросы отвечая.
Гость пьет чай, ногой права качая,
День испорчен и спасенья нет.
Речь страдает авитаминозом,
Ты скучнеешь до презренной прозы,
Чай крепчает, как маразм с морозом,
И опустошается буфет.
Чашка чая, как любовь, не греет,
вечереет и лицо сереет
думаешь о водке-панацее...
телевизор - как паллиатив –
средство избеганья разговора,
подступает чувство невеpмоpа,
Гость не понимает перебора,
Навывает скверненький мотив.
Утром ты был лучше и моложе,
Hа лице пошла щетиной кожа,
И в висок стучит одно и тоже:
Гость пришел всерьез и навсегда.
Hочь к глазам, и тени под глазами,
Ты сжимаешь голову руками,
Голова становится как камень,
крестишься - гость тает без следа.
БРОДСКИЙ, СПОТЫКАЮЩИЙСЯ О
ПУШКИНА
У Лукоморья – дуб зелёный,
Из Александровского сада,
И днём и ночью кот учёный,
среди кирпичного надсада
Идёт налево – песнь заводит
На розу жёлтую похожий…
Там чудеса, там леший бродит
У ног прохожих.
Там на неведомых дорожках
пчелиный рой сомнамбул, пьяниц
Избушку на куриных ножках
Печальный сделал иностранец.
Там о заре прихлынут волны,
Такси, с больными седоками,
Там лес и дол видений полны,
С особняками.
Там королевич, мимоходом,
Плывёт в тоске замоскворецкой.
Там в облаках, перед народом,
Блуждает выговор еврейский.
И от любви до невеселья,
Там ступа с Бабою-Ягою,
под Новый год, под воскресенье
Идёт, брёдет сама собою.
Там царь Кащей над златом чахнет
И пахнет сладкою халвою,
Там русский дух… там Русью пахнет!
Над головою.
***
А. Мызникову.
Из какого мы сделаны теста,
Что живём в предвкушении текста,
И сбиваем с ритма квартал.
Под ногами зияет бездна.
Нам волненье зело плезно
Это знает всяк, кто писал.
Где-то пьют, мы в ту же минуту
Там где пьют, то есть тут как тута,
Чтоб талант утопить в вине.
Пусть потом нас пучит и плющит,
Но поэт обязан быть пьющим
В этой брошенной богом стране.
Нарезая стихи по кругу
Бросить женщину, кинуть друга,
Это всё, что может поэт,
Но не думайте, что нам сладко,
Мы до крови дрочим в тетрадку -
Семь измен на один сонет.
***
И вот я иду. Допустим - роза в руке.
Допустим не ждут. Я навеселе и весел.
И сочиняю жизнь с любовью в каждой строке
С цветными картинками
Из анатомии чресел.
И вот я иду. И вот дорога длинна...
И строка длинней. И с любовью выходит реже...
Навстречу - она. Допустим, что это - ОНА,
И с нею всё будет не так,
Как бывало прежде.
И вот мы идём. Допустим розу вручил.
Допустим, она в восторге. Она в экстазе.
Допустим, что я ей нравлюсь, что я ей мил.
Есть повод купить вина,
И устроить праздник.
Допустим, чем меньше вина, тем длиннее тост.
Чем больше вина, тем проще и ночь нежнее,
Допустим она ошиблась и это не кость,
Она не робеет.
Впрочем и я не робею.
И лишь проснувшись, я понимаю что
Всё как всегда, или немного хуже.
Солнце - фонарь, небо, увы, решето,
То есть на улице дождь
Превратился в лужи.
И я надеваю рубаху, затем штаны.
И начинаются слёзы, потом угрозы,
Песня о том, как мы друг другу нужны,
Но я ухожу,
И я забираю розу.
***
Поэту, впрочем, все равно с кем спать.
Для нового лирического цикла
Отсчета местом изберем кровать,
Поскольку нам, козлам, не привыкать,
Поскольку даже ты уже привыкла.
Еще одна попытка оправдать
Все то, чего по жизни не изменишь.
Хотя поэту все равно с кем спать,
Он спит с тобой. Ты этого не ценишь.
***
В глухой Сибири, где бродит лось
И сладка вода родника,
Течёт и пробует на износ
Русло своё река.
Берега её утопают в песке,
Воды её легки.
Но те, кто живёт на этой реке,
Боятся этой реки.
Наступит зима, когда нужно зиме,
Льдом эту реку скуёт.
Никто из местных, в своём уме,
Не ступит на этот лёд.
Прощай рыбалка, рыбка прощай,
Не будет подлёдным лов.
Не тронется лёд, не наступит май -
Рыбак не покинет кров.
По небу крадётся, словно шпион,
Поздний зимний рассвет.
А по-над речкой – малиновый звон.
Малиновей звона нет.
Звон ненадёжных зимних оков
Пока не померкнет свет.
Лёд звенит, но ни рыбаков,
Ни конькобежцев нет.
Лёд звенящий, но хрупкий лёд,
Провалами чреват.
Система ходов, система пустот
Изрыли лёд наугад.
Система дыр и система нор.
Шаг ступил – и привет.
В этой реке есть рыба-шахтёр –
В других местах её нет.
Чёрна как смоль, с фонарём во лбу,
И с плавником-киркой,
Рыба-шахтёр, проклиная судьбу,
Ушла в лёдяной забой.
У местных с неместными вышел спор,
Как есть, – о природе вещёй:
Зачем нужна эта рыба-шахтёр
И есть ли она вообще.
Спор утихаёт, но лёд звенит,
И пацаны твердят:
Мол, рыба-шахтёр найдёт динамит,
И местные победят.
ЛЕСТНИЦА НА ПОТОЛОК
А кто ещё не задавал вопросов?
Порядок слов и беспорядок слов,
И местоположенье наших снов,
И чудеса и вербы на откосах.
Разведены супруги и мосты.
Костёр не разведён – сырые спички.
Открыть глаза и не закрыть кавычки.
Кленовый лист. Тетрадные кусты.
Пока мы были сами по себе,
Служил несчастным частным человеком:
Поленом, буратиной, дровосеком,
Писателем, верблюдом при горбе.
Вот мир, а вот сверчок, а вот шесток.
Страшнее человека нету зверя.
Я заблуждаюсь. Верю. И не верю.
И лестница ведёт на потолок.
Потом похмелье на чужом пиру,
Назойливо - не верите – проверьте –
Всё ерунда! Нет смерти после смерти!
Казалось бы я выиграл игру.
Всё Божий промысел, всё будет по судьбе,
С рук не сойдёт и криво выйдет боком
Мне кажется, что я хожу под Богом,
Молясь за тех, кто сами по себе.
….
Глаза открою в тридевятом сне:
Откосы, вербы, чудеса, дорога,
И Альтер-Я, не позабывший Бога,
Творит молитву о заблудшем мне.
© Дмитрий Мурзин 2005
[ Вира ] [ На форзац ] [ О чем это я ] [ Майна ]
| 