Кто
Я восстаю ныне великой
силою…
"Мольба Оленя"
1.
Кто меня в этом
холоде подберет,
Кто согреет меня в
полярной твоей ночи –
Ядовитые Бог
глаголы кидает в рот,
Не проглатывай их,
я прошу тебя, не молчи.
То не сон в пилюле
– то знойная сулема,
Ледяной мышьяк под
жаркою сулемой.
Я, наверно, этим
летом больна сама,
Я прошу, не
упрямься, милый, пойдем домой.
На изломе сил, на
излучине бытия
Нам пути такие –
до неба подать рукой,
Чтоб твоею
комнатной птицей могла быть я,
Не считаясь с
холодом кельи моей мирской.
2.
Ну и кто там хочет
за мной прийти?
Говорила же: нет
меня дома, нет.
У меня давненько –
свои пути,
Ни лукавый смерд,
ни тяжелый кнехт
Не отыщут нивы
моей стога,
Берега мои в
золотой воде –
Янтаря по устью
идет шуга,
А меня не видно
нигде, нигде.
Сердце рыцаря –
лебедем из-под лат,
Разум смертного
скорой строкой – вердикт.
Я бы, может быть,
вышла к ним из палат,
Да из желтых не
велено выходить.
3.
Когда всего
хреновей, легче всего свистеть –
Лишь бы найти
занятье, отвлечься на что-нибудь.
Кто свой барыш
имеет с небесных таких вендетт,
Кто там шагает
левой, в армейский сапог обут?
Прямо из нежной
сини снижается ли стопа,
Или же след
протектора стираешь ты со щеки –
Летней теплынью, в
изморозь, в цветение, в листопад –
Сгиньте вы, волки
вздорные, матерые со щенки.
Я ли не опознаю
вас, тамбовские, по клыкам –
Хитрым приемом
вывернусь, живучая, из-под ног,
Чтобы досада
вспыхнула гулом по всем полкам,
Чтобы звенел
насмешливо сердца немой манок.
4.
Кому, ну скажи,
кому я – данник?
Кому эти все хорей,
амфибрахий, дольник?
Человек на этой
земле – лишь дачник
И бездельник,
осока, репейник, донник.
Почему я плачу – а
я ведь плачу,
Почему я молюсь и
дрожу: поможет?
От тебя не хочу
целый мир на сдачу,
Разгоню химер,
точно летних мошек,
Заплачу здоровьем
в любую кассу
И небесный дольник
в прокат верну я –
Только, Боже мой,
прекрати брыкаться,
К непутевому сыну
меня ревнуя.
5.
Кто меня станет
любить, когда я умру,
Если теперь, при
жизни – горькая сирота,
Кто с меня снимет
мерку – коричневую кору,
Хинную кожуру с
калинового прута?
Белое платье сшить
бы – по мерке гробовщика –
Да и пойти на
свадьбу, пить с молодым вино.
Не обнимай на
людях. К колючей прильнет щека,
Долей земной
горчащая – и сердце опалено.
Даже не любишь –
выпей, даже не в хлеб – возьми,
Если умру, кому там
буду нужна такой?
Боже, зачем ты
бросил женщину меж людьми,
Не возместив
любовью жребий ее морской.
6.
А за горькой рудой
куда мне – в запой, в забой?
Я хочу дышать при
жизни одним тобой.
А другой не
спросит: «чем я тебе не мил?»
У кого он спросит
– ты сердце мое сманил,
Нежеланной птицей
в ловчую принял сеть,
Кто тебе ответит:
любить, отпустить ли, съесть?
Кто тебя научит,
растерянный птицелов,
Издалека видеть
полет мой поверх голов?
7.
В прачках чужого
счастья, в падчерицах твоих,
Кто о тебе не
спросит – «я ему не родня».
Мог бы простить
заведомо, мог бы признать двоих,
Так неужели, Боже,
примешь одну меня?
Где молоко июня –
ночи белей листа,
Слов невесома
лепта ко славе твоих церквей,
Кельи простая
правда – могильная пустота.
Где там зверье
лесное, что укрощал Орфей,
Где гаэльские змеи
– трилистник наперевес,
Если родство
признаешь – кто мне не друг, а враг?
Что говоришь ты,
Боже, нынче не перевесть,
Не перейти ребенку
леший глухой овраг.
8.
Никому нет дела до
девочки, никому,
А там ведь – жизнь
на конце веревочки, на кону.
А Господь уехал из
Питера в Кострому
Отдохнуть, но я и
за городом нагоню.
Дурковата видом,
но общим умом резва,
Да несчастна
нравом, затем что нервна, резка,
Повернется ль иная
– все лебеди из рукава,
А потянется эта –
блеснет худобой рука.
Вот затем,
человечий заморыш, кричу наверх,
В Кострому
направляя молитвы простой конверт.
Попрекни, если
хочешь любовью – навек, навек –
Поднося мне
сыновнюю долю, штрафной – в куверт.
9.
Штукатурка
сыплется с потолка.
Кто тебе сказал,
что музыка недолга?
Никому не веришь –
поверь хоть мне,
Это зеркало,
зеркало на стене,
А не тень твоя, не
червленый черт.
Разговор меж нас
молоком течет,
А стояло молчание
– кровь текла.
Ты-то думаешь:
бритва – и все дела,
Но ломается лезвие
на руке,
Точно лодка в
паводковой реке,
Оттого, что в небе
над потолком
Бедокурят ангелы
кувырком.
10.
Износится и
оборвется,
И больше нет тебя
нигде.
Кто судит в
глубине колодца
О нас,
поверхностной воде,
Пока ворчит
тяжелый ворот,
Пока, нема и
смущена,
Плотва полночных
разговоров,
В ковше колышется
луна?
Мы – на
поверхности, мы – пена,
Нас вынут первым
черпаком.
Пусть сердце
меркнет постепенно,
Не исповедуя – по
ком;
Пусть льется лента
ледяная
В бадью – поить
или купать…
О, кто там медлит,
лет не зная,
Любя легко нас
покупать,
Луну, как рыбного
уродца,
Томя в колодезном
плену?
Износится и
оборвется,
И лишь на донышке
блесну.
11.
По первой любви –
без царя в голове,
Кто спишет меня в
расчет?
Распоротой
строчкой на рукаве
Судьба моя
потечет.
Простая одежда
ветшает враз,
Пред Богом стоишь,
гола,
Растерянной
строчкой меж пышных фраз
Чтоб первая речь
текла.
Какое смятенье,
мотив какой,
Недетский натяг
струны…
В зеленую вечность
сойдешь каргой,
Девчонкой – в
чужие сны.
Дивись,
сокрушайся, хоти назад,
Проси изменить
сюжет –
Но не ослабляй
горловой надсад,
В могильную тьму
сошед,
Поскольку слова –
и тогда слова,
А песнь и оттуда –
песнь.
По первой любви на
излом слаба,
Покуда пою – я
есмь.
Гляди, как
восходит терновый куст,
Аж хруст – меж
хрящей и хорд.
Покуда
любовь-молоко из уст –
Кто пустит меня в
расход?
8.06 – 6.07.06
