Акт 1. Сцена 4. Человек чертит |
Человек сидит на скамье и чертит
прутом на полу круги и формулы. Человек: - Вот это – остров… Так. Если идти на север, то сперва будет Дия, а затем - россыпь Киклад: Фера, Мелос, Парос, Наксос, Делос, Скирос… Так. Здесь кует Гефест, и чад его кузни простирается над морем на половину архипелага. А вот так – до Суния будет меньше недели пути. Совсем белый маяк, узкий и гладкий, как корабельная мачта, и на вершине ее, словно моряцкий вымпел, мечется сигнальный огонь… Но это я отвлекся. А нужно еще принять поправку на скорость прибрежных течений и зимний ветер. А вот это – город. Так? Ну да. Большой Бычий двор, коридор процессий, мегарон царицы и зал двойных топоров. Вот здесь – северные пропилеи и театр, и дорога к нему с площадкой для танцев. Выходить лучше через Западный бастион – за ним мало следят, да и охрана там хиловата. Днем или ночью? Ах, если бы не парнишка – я бы провернул все в два счета… 1-й слуга (входя): - Дедал! Дедал (монотонно): - К воронам! 1-й слуга
уходит. Дедал: - Хорошо еще, что я – не банальный раб казны, а, можно сказать, личный раб самого Миноса. Не то, чтобы это принесло мне много счастья, но хотя бы есть, чем заткнуть рот челяди… я опять отвлекся. (чертит) Я мог бы проложить курс по звездам – да-да, пока они светят в глазах моего мальчика. Если погода простоит ясной до холодов, небо будет мне как бронзовая таблица. Сколько у меня времени? Месяца два-три. Сколько протянет старый Минос, который непрочь сгноить меня в самой черной из нор Лабиринта, сколько потребуется Минотавру, чтоб подчинить себе город и народ. На Крите все происходит быстро – жизнь и смерть, здесь это практически – одно и то же. Но глупо под финал оказаться заживо похороненным в доме, который без малого тридцать лет самолично украшал и обустраивал… Не хотелось бы. (чертит) А он еще помнит ее, и все время просится к маме. Это разрывает мне сердце. (снова
чертит) Дайте мне мысль – муравья. Я привяжу к нему нить умозаключений и продерну сквозь раковину задачи. И эта раковина – только образ моего Лабиринта… 2-й слуга (входя): - Господин Дедал… Дедал (прежним монотонным голосом): - К Харону тебя, человек! 2-й слуга
уходит. Дедал: - Мелкие сошки. Как быстро они учатся лгать, красть и заискивать. А еще богатый вельможа приглядит кого для своих утех… Не хочу, чтобы он здесь рос. Сын раба, наполовину туземец – какое же это будущее? (не
переставая, чертит) В Западной от главного двора части – дворцовые парадные помещения… коридор процессий… вот он – и тронный зал. С континента, кстати, привезли свежую партию рабов на бычью пляску – покажется ли им там Минос в своей ритуальной маске? Да вообще – увидят ли они его? Входы – вот здесь… и вот тут. Тут днем и ночью шастает толпа придворных, но в ней и затеряться легко, кто ж не знает меня. Спросят – иду по делу, к Миносу, к Наследнику, к его матери или сестрам – да что угодно, хоть грифонов подкрашивать в тронном зале… вот и подмастерье со мной! (мстительно) Я такие им фрески распишу напоследок – ахнут! (забываясь) Женщин в синем среди цветов и листьев, и их черные волосы, витками текущие на обнаженную грудь, и подведенные смеющиеся глаза… чтоб они видели их божественные лица, подыхая под ахейскими мечами! (опять
чертит) В Восточной стороне – кладовые и жилые кварталы. После смерти Главка в склады по ночам никто не ходит – боятся холодных теней, жадных до живой крови, но нам-то это нипочем. Раб верит только светлым призракам своей свободы. В жилых ярусах народу – как в муравейнике: и челядь, и рабы, и господа – чуть не в одной постели, но последних это, кажется, вполне устраивает. Пройти незамеченным легко: от женщины – к мужчине, и снова – к женщине… но – с ребенком?! Ах, боги благие, если б мне не было, для чего жить и умирать! Но – пусть так, я проберусь… в Восточных же воротах, воротах рабов и крестьян-торговцев, мастеру Дедалу делать вовсе нечего, и это уж сообразит любая охрана… 3-й слуга (входя): - Мастер Дедал… Дедал (уже резко): - Эй, поосторожней, болван! Не сотри моих чертежей! 3-й слуга: - Но, мастер… Дедал: - Не тронь, говорю, расчетов! Оглох, что ли? Наш господин не обрадуется, если я скажу ему, что ты мне помешал. 3-й слуга: - Но, мастер, наш господин… Дедал: - Наш господин ждет от меня новую работу. Я должен успеть в срок его позабавить. Проваливай! 3-й слуга
нехотя уходит. Дедал: - И уж я позабавлю – дайте срок. Мало никому не покажется… (смотрит в
чертежи) А чтобы скорей попасть в порт, я должен выйти Северным бастионом по дороге к театру – а теперь, вблизи великих празднеств Богини-Матери, это взаправдашний нонсенс. Только из дворца туда соберутся полторы тысячи человек… (садится,
отшвыривает прут) И что теперь? Через крышу, да?! Дедал вам - что, голубь?.. Боги, боги, вы дали мне сына, но за что вы мне дали любовь к нему? Только из-за любви я лезу вон из своей старой шкуры… Я с закрытыми глазами могу чутьем дойти до любой наружной стены Дома Секиры, да что толку? Сквозь стену-то мне не пробраться! Служить царям слишком хорошо – значит ковать себе наказание, помяните мое слово. Не царь, так царица или цареныш – кто-нибудь да сделает тебя рабом, чтоб навеки скрыть собственные секреты. Как это я до сих пор жив – ума не приложу… За стеной
– отдаленные спорящие голоса. Дедал: - Хорошая драка в сердце Лабиринта – вот что мне нужно. Что-нибудь яркое и кровопролитное, и лучше – замешанное на подлинной страсти, что отвлекло бы общее внимание от моей персоны… и тогда бы мастер Дедал – мышкой, мышкой… А когда они меня уже хватятся – это их печаль, в порту наверняка есть корабль, на котором не знают меня в лицо… Да, мне нужна роскошная житейская драма… Но что бы это могло быть?! Что? Голоса за стеной
переходят в свару людей, каждый из которых хочет
взять первенство. Наконец, они вваливаются как
есть, втроем, затаптывая чертежи и расчеты. 1-й слуга: - Дедал, царица послала за тобой! 2-й слуга: - Дедал, Владычица Лабиринта велит прийти! 3-й слуга: - Дедал, царевна потеряла мячик. Дедал (хватаясь за голову): - Проклятые бабы! Входит 4-й
слуга. 4-й слуга: - Мастер, Наследник требует к себе. Дедал: - Всем в одночасье… Зачем я ему понадобился? Хорошо, идем к Минотавру. Все уходят.
На полу остаются прут и круги.
|